В Советском Союзе братание с немцами зашло так далеко, что немецкие танки в обход Версальского договора проходили испытания на советских полигонах под пристальным вниманием специалистов с обеих сторон. И во всех, даже маленьких кинотеатрах на необъятном советском пространстве шел фильм «Петер», где австрийская актриса Франческа Гааль пела по-немецки песенку «Целуй меня».

Вся эта волшебная экранная жизнь была настолько заоблачно роскошной и непонятно-далекой для советского зрителя, что не вызывала даже зависти, как если бы события происходили с инопланетянами в иной галактике.

Мысли эти часто посещали Генриха, но задерживались в его сознании ненадолго. И сейчас промелькнули в одну секунду. Он поднял голову и встретил все тот же удивленный взгляд Веры, которая хотела что-то сказать. Но в этот момент в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась, и на пороге возник Григорий.

Хозяйка проявила завидное самообладание и, несмотря на неожиданное появление гостя, спросила:

– Вам, Григорий Федорович, как обычно, чай?

Начальству неизменно льстит, когда подчиненные помнят об их привычках. Вера накрыла на стол и удалилась.

– Ну что, Генрих, удалось все прочесть?

Григорий впервые назвал его по имени, что в соответствии с табелью о рангах, означало обоюдный переход на «ты».

– Одну минуточку, Григорий Федорович. – Северов был не готов к такому быстрому ответу.

Он метнулся в свою комнату и вернулся с кипой документов, которую водрузил на свободную часть стола. Затем не спеша переставил пустые стаканы и чайник на стоявший рядом комод, смахнул полотенцем со стола несуществующие крошки и разместил на нем все четыре стопки документов, одну за другой. Делал он все это очень основательно. Григорий молча наблюдал.

– Как я понимаю, – начал Северов, положив руку на самую последнюю подборку бумаг, – мне предстояло проанализировать действия противника, обусловившие трагический провал и гибель нашего коллеги. Не так ли?

Григорий, сев в кресло поодаль, утвердительно кивнул. Лицо его изобразило интерес, который появляется у взрослого к подростку, удачно собравшему из отдельных деталей конструктора незамысловатое сооружение.

– Итак, начнем с заключения, – сказал Северов. – При всем великом уважении к товарищам, я беру на себя смелость утверждать, что составленное и подписанное ими, весьма авторитетными и уважаемыми специалистами, заключение… – он сделал небольшую паузу, – ошибочно.

– То есть ты, Генрих, считаешь, что комиссия из четырех человек сделала неверный вывод?

Северова саркастический тон Григория не смутил.

– Да, – спокойно парировал он.

– Ты можешь аргументировать утверждение?

– Конечно.

Северов молча принялся раскладывать на столе принесенную им кипу фотокопий немецких документов, к которым прилагался перевод на русский язык.

Образовавшаяся короткая пауза в диалоге заполнилась для Григория воспоминанием о событиях вчерашнего дня.

Он сидел в кабинете с зашторенными окнами и при свете настольной лампы зеленого стекла внимательно читал страницы, которые теперь раскладывал перед ним Северов, а затем написанное его старшими коллегами заключение. Перевернул последнюю страницу, глянул на часы, висевшие высоко на противоположной стене. «Четыре часа ночи?» Он не любил это время суток. Просыпаться еще рано, засыпать уже поздно – самое время совершать поступки. К тому же в кабинете становилось нестерпимо душно. Двое коллег, разделявших с ним комнату, покидая на ночь свои столы, оставили на них переполненные окурками пепельницы. Словно обгоревшие трупы, они лежали друг на друге и смердели значительно ядовитее, нежели в момент самосожжения в угоду их владельцам. Григорий вытряхнул окурки в корзину и поспешно вышел, плотно закрыв за собой дверь.