Следовательно, инструкция содержала вполне конкретный план действий с указанием полномочий и четкими требованиями к самим ее исполнителям. Однако деятельность «нравственных полицмейстеров» не ограничивалась никакими законодательными нормами. Формально им отводилась роль негласных наблюдателей, а на деле они получали право вмешиваться в дела губернаторов. По мнению Э. Н. Берендтса, теперь наряду с сословным конкурентом в лице предводителя дворянства пространство власти губернаторов стало доступно для «независимого сотрудника в делах правительственных»[175]. Этим третьим членом губернского триумвирата стал представитель III Отделения – со своеобразными взглядами на дело, техникой управления, с быстро развившимися и твердо державшимися корпоративными традициями.

С первых дней, взяв на себя функции «государева ока» и используя свои «чрезвычайные полномочия», жандармские офицеры, не стесненные никакими законодательными рамками, стали безбоязненно вторгаться в сферу деятельности министерств и дру гих ведомств. Соперничество в отношениях с министерством внутренних дел оказалось предсказуемым институциональным противоречием. Особенно остро оно проявлялось во взаимоотношениях между губернаторами и жандармскими штаб-офицерами. С 1832 г. до середины 50-х гг. между руководством этих двух ведомств велась постоянная переписка по выработке «точных правил» использования жандармских штаб-офицеров губернаторами[176].

Первоначально Казанская губерния относилась к первому отделению V жандармского округа, а с 1836 г. причислялась к VII округу. С 1829 г. штаб-офицеров стали назначать в каждую губернию. Донесения, сводки от этих чиновников в основной своей массе направлялись на рассмотрение в I экспедицию III Отделения СЕИВК. Сюда стекалась многообразная информация со всех уголков Российской империи. За этой главной экспедицией (их было четыре) закрепился общий контроль и наблюдение над деятельностью местных правительственных органов власти. Здесь оседали сообщения об административных злоупотреблениях, нарушениях при дворянских выборах, обо всех происшествиях, представляющих интерес для ведомства. Подаваемая информация на имя шефа корпуса жандармов в виде записок, рапортов, донесений и обзоров систематизировалась аналитиками экспедиции для дальнейшего представления «к сведенью» министров. Все министры обязаны были их учитывать «без проявления признаков благосклонности». Об этой принудительной инициативе, исходящей от самого императора, сообщалось в юбилейном «Обзоре деятельности III Отделения» за 50 лет[177]. Теперь схема согласования межведомственных взаимоотношений выглядела следующим образом: министр внутренних дел получал от шефа жандармов сведения от губернских штаб-офицеров, согласно полученной информации спускал распоряжения губернаторам. Те, в свою очередь, отчитывались перед МВД о проделанной работе.

Просмотр жандармских донесений, погодных отчетов III Отделения, перлюстрированной корреспонденции позволил собрать материал о состоянии власти в Казанской губернии во второй четверти XIX в. Тайную полицию интересовали любые персональные характеристики, привлекали оценки личностных и деловых качеств губернаторов, описания их поведения, стиля управления. Особое внимание уделялось сюжетам, содержащим оценки политической ситуации в период подготовки и отмены крепостного права, пересказу подробностей взаимоотношений губернатора с местным дворянством. Сканирование переписки позволяло тайной исполнительной полиции заглядывать в потаенные уголки раздумий современников, обнажать их мысли. Примечательно, что первым читателем этих перлюстрированных писем был сам Николай I.