В отличие от предыдущей практики, сенаторы обязывались не только доносить Сенату, но и уведомлять министров, по ведомству которых «осматривались части». Относительно порядка проведения ревизии новая инструкция не давала однозначных предписаний. К примеру, в 21-м пункте говорилось, что «сенаторы кроме присутственных мест в губернских городах могут и должны осматривать оные и в уездных городах, на пути лежащих; в стороне же находящиеся, ревизуются тогда, когда признают сие нужным». Получается, что ревизия уездных учреждений могла начаться еще до прибытия ревизора в столицу губернии, до предоставления губернским правлением необходимой документации, до выстраивания схемы проверки. А ведь это противоречило содержанию всей первой части. Следовательно, ревизоры могли по своему усмотрению выстраивать тактику осмотра. Кроме того, инструкция 1819 г. содержала существенные добавления: «Сенаторы, быв озабочены общею ревизией, если по каким-либо обстоятельствам признают необходимым произвесть где-либо в губернии особое исследование, то могут поручить оное по своему выбору, сверх должностных чиновников, кому-либо из почетных дворян той губернии, хотя и службу не отправляющих, но общею доверенностию пользующихся»[168].

Таким образом, ревизоры получали возможность при увольнении одних чиновников (определяемых Сенатом) замещать их на местах другими, а также получили право требовать «всякое содействие и исполнение» не только от начальников внутренней стражи, но и прочих воинских команд. Кроме того, могли производить следствия по злоупотреблениям не только гражданских, но и военных чиновников, рассматривать жалобы или просьбы проживающих в соседних губерниях. Все это значительно расширяло полномочия ревизующего сенатора, который выступал отныне в роли не просто «агента», а фактически наместника императора, призывающего для исполнения особо важных государственных поручений частных лиц и единолично вмешивающегося в отношения служебной иерархии. Изобилие понятий «лихоимство», «злоупотребления», «важные беспорядки» указывали на карательную направленность документа. Сравнивая два текста, невольно осознаешь, что разработчики последнего значительно расширили полномочия ревизоров для пресечения злоупотреблений местной администрации. При этом правительство декларировало свое намерение производить ревизионный надзор систематически раз в три года. В окончательной редакции инструкция была опубликована 17 марта 1819 г. Первыми ощутили ее на себе Казанская и Подольская губернии, но до тотального осмотра всех губерний дело не дошло. Попытки преобразовательной деятельности на местах ограничились введением наместничеств в отдельных губерниях. В этом эксперименте участвовала и Казанская губерния. В дальнейшей истории сенаторских проверок изменений в тексте инструкции не происходило.

Созданная благодаря пунктам инструкции единая матрица сенаторских проверок способствовала фиксации сведений неофициального свойства: о личных и профессиональных качествах губернаторов, их приватной жизни, служебном окружении, отношениях с местным обществом, о должностных доходах и т. д. Пункты этих документов определяли направление и характер интересующей верховную власть информации. Сейчас можно утверждать, что сами эти инструкции отражали принятую в указанное время позицию центра по отношению к перифериям империи. В частности, на персональном уровне, когда проверка касалась деятельности «хозяина губернии», материалы ревизий предоставляют возможность говорить о критериях эффективности его власти. Таковыми были: количество «решенных и нерешенных» дел в губернском правлении, отсутствие жалоб и доносов на губернатора и губернское правление, состояние дел в полиции, организация рекрутских наборов, количество недоимок в губернии и т. д. По этим формальным показателям Петербург судил о деятельности своего ставленника, о результативности применения делегированных ему полномочий. Следует отметить, что комплексного исследования, основанного на фронтальном прочтении текстов ревизий Сената по отдельным губерниям, до сих пор не существует. Применение этого подхода к материалам ревизий Казанской губернии в первой четверти XIX в. позволило выявить сюжетную канву административной жизни, вживить в нее реалии служебной деятельности казанских губернаторов, составить представление о практиках их власти.