– Где Нева? Я заказал номер с окнами на Неву,– сурово осведомился постоялец.
Встревоженно глянув в окно и тут же успокоившись, герр Бауэр заверил, что Нева перед ними.
Кавалер недоуменно вгляделся: за окном простиралась обширная белая равнина, над нею клубилась ночь. Наверно, у Невы очень широкая пойма; летом, когда снег растает, можно будет прогуляться до воды, если, конечно, берега не слишком вязки. Придется сидеть здесь до лета, ибо в мороз он больше не ездок. Вот где доводится ему встречать Рождество. Философ, он не верит ни в Бога, ни в черта, но завтра, пожалуй, надо сходить к воскресной мессе. Кавалер без церемоний зевнул. Огромная пещера его рта с устрашающе острыми клыками поразила хозяина; лукавая улыбка сошла с толстого лица, уступив место явному подобострастию.
– Ты видела, Анхен, как он уписывал ужин? – шепнул добрый немец ночью жене.– И ведь не поставишь в счет тройную порцию.
– Зато я сэкономила на лакеях…– утешила его Анхен. Вдруг со второго этажа гостиницы понеслись громкие вопли.
– Сюда, на помощь! – призывал голос, мощный, как орган.– Скорее, помогите! Все сюда!
Хозяйка от испуга уронила фаянсовое блюдо с синей голландской мельницей. Хозяин, побледнев, схватил от плиты ухват и, кликнув работников, бросился наверх. Вооруженные кто ломом, кто топором, они взбежали по скрипучей лестнице на второй этаж. Толстая служанка, выскочив из чулана и велев Гансу, который случайно там оказался, затаиться, прихватила скалку. Ворвавшись в номер, откуда неслись вопли, они увидели иностранца в одной рубахе, метавшегося по комнате. Испуганно оглядев помещение и не увидев ничего тревожного, хозяин осведомился у постояльца, в чем дело.
– И ты еще спрашиваешь, в чем дело, немецкая колбаса? – загремел гость.– Разве можно спать на муравейнике? Гляди! – И он потащил хозяина к постели.
По кровати бегали клопы. Хозяин перевел дух.
– Ой, клопики,– весьма натурально удивился он, склонившись над подушкой.
Кто-то из слуг хихикнул.
– Клопики? – возмущенно загремел гость.– Здесь сотни клопиков! И это лучшая в Петербурге гостиница?
Герр Бауэр проявил завидную рассудительность:
– Так ведь клопы не разбирают, где лучшая, а где похуже.
Слуги откровенно веселились.
– Палач! – шумел гость.– Я положу тебя в эту постель, и ты промучаешься в ней до утра. А сам лягу в твою.
– Ваша светлость,– пряча смешок, возразил хозяин,– моя постель не так удобна, в ней тоже покусывают, и там моя жена.
Грохнул смех. Хохоча, челядь повалила вон.
– Ложитесь и отдыхайте, ваша светлость,– льстиво уговаривал разбушевавшегося постояльца хозяин.– Вы скоро к этому привыкнете. У нас останавливается всякий люд, даже азиаты, вот и наползло.
– Черт побери! – закричал кавалер.– Завтра же съеду. Где мои слуги?
Услыхав о его намерении, хозяин засуетился: Ганс был разыскан, однако Риго как в воду канул. В помощь были даны трое молодцов. Веселая челядь принялась перетряхивать кровать; зеленый полог был снят, лишняя мебель из спальни вынесена. Суматоха заняла немало времени. Кавалер не лег, пока на его глазах кровать тщательно не ошпарили; ее вытащили на середину комнаты, а ножки поставили в тазики с водой.
Он спал как убитый и во сне ехал в кибитке по печальной ледяной равнине, называвшейся Россией. Проснувшись на рассвете, он повернулся на другой бок и снова заснул.
Когда он пробудился окончательно, было светло, и заснеженная пустыня за окном, называемая Невой, искрилась на солнце. Зычно крикнув лакея, кавалер сладко потянулся: впервые со дня въезда в Россию он видел солнечный свет, и это случилось на Рождество.