КРАСНЫЙ КАБАК

Наконец Зиновьев повез иностранца в Красный Кабак. Причиной его промедления был неоплаченный карточный должок и то, что некий невежа пообещал непозволительным образом коснуться ладонью его щеки. Впрочем, кавалеру знать все это было необязательно.

– Васька, ты? – удивился первый же встреченный офицер.

– Я с иностранцем,– осадил его Зиновьев,– по поручению самого Григория Григорьевича.

Кавалер не владел местным наречием, иначе слова веселого спутника заставили бы его, возможно, задуматься.

Имя Орлова произвело немедленное действие: их тотчас оставили в покое. В одной комнате шла довольно крупная игра, но ставки были сделаны, и со стороны никого больше не принимали. Понаблюдав досадливо за игрой, да к тому же потеряв Зиновьева, который, позабыв Орлова, юркнул куда-то, избегая своего неприятеля, кавалер прошел в другую комнату и присел невдалеке от группы офицеров, оживленно беседовавших между собой, сгрудившись у стола и перемежая болтовню громким смехом. Карт тут не было. Они курили глиняные голландские трубки с кнастером и прихлебывали пиво, из чего кавалер заключил, что это не московиты: он уже знал, что любое сборище московитов не обходится без обильного потребления продуктов Бахусовых.

Разговор шел по-немецки; как понял кавалер, гусары отмечали встречу с сослуживцем, вернувшимся после нескольких лет отсутствия снова наниматься на русскую службу. Тема заинтересовала кавалера. Он проделал сотни миль по трескучему морозу не только из-за мечтаний о Екатерине; на первых порах не худо было бы получить какое-нибудь место, приносящее твердый доход,– например, стать офицером. Однажды он уже побывал военным; двадцать лет назад служил Венецианской республике в чине прапорщика. Как шел ему мундир! А какая игра шла на Корфу, где стоял его полк! Не продай он тогда патент, нынче дослужился бы до генерала. Что ж, время не упущено: он сейчас как раз в генеральской поре. И кавалер вежливо обратился к поблизости сидевшему гусару с вопросом, как нанимаются в офицеры. Тот несколько удивился, но, оглядев могучего, красивого мужчину, дал нужные разъяснения. Его пригласили к общему столу. Назвавшись, он счел долгом рассказать о себе. Бойкий говорун, привыкший блистать в обществе, он несколько злоупотребил вниманием гусар, однако слушали его достаточно внимательно. Ганноверец, разливавшийся до того соловьем, тоже притих, поглядывая на кавалера маленькими сонными глазками.

– Я выехал в самую глухую пору, в трескучий мороз,– рассказывал кавалер,– и путь от Риги до Петербурга проделал за 60 часов. Борода моего возницы замерзла сосульками, лошади покрылись инеем; дыхание, и то застывало в воздухе…

– Это что! – подал голос ганноверец.– А вот когда я ехал в Петербург, мороз был такой, что замерзли звуки.

Слушатели с веселым оживлением повернулись к нему.

– Как так? – изумился кавалер.– Неужели в России и такое возможно?

– Представьте, колокольчики звенели, возница всю дорогу дудел в рожок, и ничего не было слышно. А ночью на постоялом дворе внезапно рожок начал издавать громкую музыку. Мы вскочили, ничего не понимая. И лишь когда услышали ругань нашего кучера, догадались, что замерзшие звуки оттаяли.

Кавалер молчал, не в силах понять, шутит ли рассказчик или говорит правду. Ганноверец хлопал сонными глазками, лицо его дышало правдивостью. Желая снова привлечь к себе внимание, кавалер продолжал рассказ о собственных приключениях.

– Всю дорогу вокруг нас завывали волки, так что я не выпускал из рук пистолета. Иногда вдалеке мелькали их оскаленные морды…

Тут кавалер немного приукрасил пережитое и с неприязнью покосился на ганноверца. Тот, мужчина средних лет, холеный и упитанный, с младенчески простодушным лицом, невинно моргал глазками.