Президент переправил нашу записку премьеру – для подготовки ответа. И вот мы получаем ответ: это в порядке, и это в порядке, а председателю ГАК и президенту НАН лучше бы заниматься своими делами.

Двух человек я напутствовал на продолжение карьеры: председатель Актюбинского антимонопольного комитета Мусин позвонил, сказал, что его хотят забрать в заместители акима области, вежливо попросил отпустить – соблюдал правила. Я, конечно, разрешил, пожелал подняться выше. Но насчет всего, что с Асланом Еспулаевичем случилось дальше – я не при делах!

И еще Торегельдин, председатель Жезказганского ГАК, тоже попросился пойти в акимы города Сатпаева, я тоже «разрешил», но сказал: «Ты, Серик, все равно к нам вернешься». Что и произошло, хотя уже не при мне: после ликвидации области Торегельдин стал председателем Карагандинского антимопольного комитета. Но в итоге Серик Макенович вернулся, можно сказать, и ко мне: мы с ним сейчас дружим и сотрудничаем в Казахстанской ассоциации «Прозрачный тариф».

Прежний председатель Карагандинского ГАК Абельгазы Кусаинов, кстати, тоже сделал карьеру: был министром транспорта, потом акимом Карагандинской области, теперь вот возглавляет Казсовпроф. Нигде, впрочем, не блистал, но и ничем плохим не отметился: он такой приличный со старых времен советско-партийный работник. Добросовестный служака, можно сказать.

А еще в министры вышел, хотя и тоже без блеска, Галым Оразбаков – он у меня был начальником орготдела (я тогда удивлялся: зачем молодому перспективному парню такая канцелярская работа). Галым, впрочем, один раз проявил характер: отказался выполнить мое распоряжение во время стычки с Рахановым. Так прямо и сказал: не хочет вмешиваться. Аккуратно осторожный был парень, может быть, потому и смог подняться, но – не удержаться.

С Рахановым же было так: он был первым замом еще от Дриллера, мы с ним нормально работали. Но однажды, в процессе отчаянного моего сопротивления на правительственном уровне идущей тогда холдингизации, я выпустил приказ по ГАКу, где предписал региональным руководителям также не согласовывать подобные проекты. Раханов же, когда я был в отъезде, этот приказ отменил. То есть, включился в борьбу со мною, уже внутри комитета. Я ему сказал: «Максут, ты поторопился, уходить придется не мне, а тебе. Давай, я сам попробую переговорить с другими министрами, чтобы тебя перевести…». Он сначала отказался, но потом все же сам ушел – правильно понял момент. Впрочем, мне и самому оставалось недолго.

И был еще один «птенец» из нашего гнезда.

В те времена назначение руководителей региональных представительств Антимонопольного комитета требовало согласования с акимами, и кое-где были «их» люди. В Алматы, например, Нурлан Ис- каков, и вот я, будучи у него, как-то случайно узнал о существовании фонда, учрежденного нашим городским ГАК вместе с акимом Кулмахановым. И в этот фонд делали «добровольные» отчисления алматинские монополисты. Я возмутился и тут же приказом уволил Искакова. Меня предупреждали, что с ним надо осторожнее, называли покровителей, но уволил – так уволил. Через несколько дней явилась ревизор из Минфина, долго работала, написала довольно критический акт, я не подписал, накатал свои возражения.

Вроде бы, на этом все и закончилось. Однако, думаю, стал я «отрезанным ломтем» как раз не только после вступления в «Азамат» – эпизод с увольнением Искакова, может быть, как раз и был переломным.

Так вот: этот парень, став через сколько-то лет министром экологии, оказался первым в Казахстане членом правительства, осужденным за коррупцию. Нет ли в этом и моего вклада?