Но эти планы рухнули. Оказалось, что воевать с Каипом, а значит, и с его отцом Батыром желающих немного. Немалая часть денег и товаров, собираемая Каипом, шла к казахам Младшего жуза. Хивинский хан не ограничивался традиционно преданными их клану родами алимулы. Выяснилось, что Батыр и Каип сумели задобрить престарелую вдову хана Абулхаира – ханшу Бопай. Не слушая своих сыновей, она решила выдать свою дочь замуж за султана Карабая, сына Батыра. Султан Айшуак, женатый на дочери хана Батыра, тоже не хотел воевать с собственным тестем.

В такой ситуации Нуралы и Ералы не могли оправдать возложенные на них надежды. Нуралы сообщил оренбургским властям, что число верных ему людей слишком мало, и он не сможет противостоять войскам хивинского хана. Кроме того, идти в поход ему и остальным казахам запретил неведомый российским властям ходжа, взявшийся заключить между сторонами мир.

Эти причины, может быть, и не сыграли бы своей роли, если бы не событие, отвлекшее от Хивы внимание и сыновей Абулхаира, и российских властей. В мае 1755 г. началось новое башкирское восстание.

Оно началось с пылких воззваний муллы Абдуллы Алеева, известного под прозвищем Батырша. Проповедник призывал не только башкиров, но и все тюркские народы на борьбу против России. Имперские отряды вскоре разгромили очаг восстания, но значительная часть башкир – около 50 тысяч человек, спасаясь от карательных отрядов, бежала в казахские степи, в основном в кочевья Младшего жуза.

В ответ губернатор И. И. Неплюев обратился к казахам с требованием выдать всех башкирских мужчин и разрешением обратить в рабство их семьи. Кроме того, было назначено официальное жалованье Нуралы в размере 600 рублей (200 рублей выдавались тайно), за каждого выданного башкира отпускалось по кафтану. Разумеется, бóльшая часть мужчин предпочла погибнуть, оказывая сопротивление. Российским властям было передано незначительное число повстанцев.

Больше всех отличился хан Нуралы. Желая засвидетельствовать свою верность, он безжалостно громил башкирские аулы, о чем с гордостью сообщал в письмах российским властям. «Среди башкир руками киргизов был произведен страшный погром, от которого башкирский народ уже не мог оправиться», – писал по этому поводу В. В. Бартольд.

Башкиры, сумевшие спасти свою жизнь бегством, донесли трагические известия до соплеменников, оставшихся в родных местах. Теперь башкирским батырам было не до нападений на российские селения. Всеобщая волна возмущения повлекла за собой жестокие набеги на казахские аулы. Этому потворствовал оренбургский губернатор, не собиравшийся утруждать себя защитой подданных, выполнивших его приказ.

А. И. Левшин писал о тех событиях: «Гнев и ревность немедленно вооружили в Башкирии толпы мстителей, кои просили у начальства позволения ехать за Урал. Неплюев отвечал, что государыня не позволяет переходить границу, а между тем тайным образом велел начальникам крепостей и кордонов не замечать самовольных переходов из Башкирии в степи зауральские. Пользуясь мнимою оплошностию стражи русской, толпы башкиров устремились в орды казачьи, и, нападая на них, грабили, убивали, разоряли, а жен и детей увозили». Под удары мстителей попадали не только роды и племена, запятнавшие себя участием в разграблении башкир.

Отряды казахских джигитов в ответ стали громить башкирские аулы. Так была развязана длительная и ожесточенная вражда между двумя народами, неприязненные отношения между казахами и башкирами сохранялись еще десятки лет. Впоследствии в карательных акциях российские власти нередко сознательно использовали башкир, беспощадных по отношению к казахам.