Но дальше покатилась сплошная цепь восстаний, по сути, гражданская война. Запорожцы избрали гетманом Карпа Гудзана (Павлюка). В 1637 г. он совершил поход против татар, а, возвращаясь, налетел вдруг на г. Черкасы, захватил там пушки и призвал народ подниматься на защиту веры и вольностей. На его сторону стали переходить и обманутые реестровые. Восстание охватило оба берега Днепра. Правительство двинуло армию под командованием Потоцкого и Конецпольского. В боях под Кумейками и Мошнами поляки потрепали слабо вооруженных и плохо организованных повстанцев, но одолеть не смогли. Однако в сражении под Боровицей казаки были разбиты. Среди них начался разлад. Этим воспользовался Конецпольский, завязал переговоры с реестровыми, обещая им льготы и милости, и они опять изменили. Принесли повинную и выдали Павлюка и его помощника Томиленко. Их сторонники стали разбегаться. Обоих предводителей обезглавили, а Украину решили покарать чудовищным террором.
Потоцкий прочесывал мятежные районы и казнил всех подряд, заявляя: «Теперь я сделаю из вас восковых». А Конецпольский приказывал подчиненным: «Вы должны карать их жен и детей, и дома их уничтожать, ибо лучше, чтобы на тех местах росла крапива, нежели размножались изменники его королевской милости и Речи Посполитой». За поляками оставались пепелища, вдоль дорог на деревьях болтались повешенные, корчились тысячи посаженных на кол мужчин, женщин, стариков. Но бесчинства карателей вызвали в 1638 г. новое восстание. Как сообщает летописец, «видя козаки, что ляхи умыслили их всех вырубить, паки поставили гетманом Остряницу». Он начал поднимать народ на Левобережье. Коронные войска и отряды магнатов двинулись на него. В сражениях под Голтвой и Лубнами казаки коекак отбились от врагов. Но затем их осадили в лагере близ устья р. Сулы. Укрепившись окопами и шанцами, они долго отражали атаки. Однако у них иссякли припасы и начался голод, это опять вызвало внутренние раздоры. Большинство склонялось к капитуляции. Остряница с 3 тыс. сподвижников сумел прорвать кольцо блокады и ушел в Россию. А участь тех, кто не захотел идти с ним, была печальной. Они выбрали новым гетманом Путивца. Но тут же и выдали его полякам, надеясь такой ценой купить прощение. Потоцкий согласился на мир, а Путивца приказал расстрелять. Но и тех, кто его выдал, не помиловал. Разоружил и перебил до единого.
Казаки, не попавшие в эту мясорубку, были полностью деморализованы. Избрали гетманом Гуню. Он вступил в переговоры с Потоцким и соглашался уже на все продиктованные ему условия, даже принял назначенных поляков на посты казачьих полковников. Вроде, договорились… Но когда Гуня с киевским сотником Кизимом и большой свитой прибыл в Варшаву для принесения присяги, их схватили. Гуню, Кизима и его сына посадили на кол, сопровождающих казаков четвертовали и повесили на крючьях за ребра. Последний рецидив восстания возглавил Полторакожух. Он собрал отряд на р. Мерло – уже на самой границе с владениями крымского хана. Но узнав, что на них идут поляки, казаки разбежались. Хотя и польскому войску не повезло, дело было зимой, и многие сгинули в степях от морозов [109]. А сейм принял «ординацию», вводившую новый режим управления на Украине. Казачий гетман и вся старшина становились назначаемыми. На Украине размещались коронные войска, местное управление передавалось польским чиновникам. Восстанавливался Кодак, а в Сечи расположился польский гарнизон.
Многие эмигрировали на Дон, в Россию. Польские послы Стахорский и Раецкий жаловались царю, что в его владения ушло 20 тыс. человек. Предъявили претензии: «Царь де их на службу принимает, а надобно было бы, чтобы и колы те уже подгнили, на которых они бы посажены были». Но Россия заняла принципиальную позицию и выдавать беглецов отказалась. После смерти Филарета правительство возглавил двоюродный брат царя Иван Борисович Черкасский. Он тоже был прекрасным политиком, продолжил и развил начинания покойного патриарха. Однако учел и просчет Филарета – политику сближения с Турцией. Имело ли смысл союзничать с державой, чьи подданные-крымцы в критический момент вместо помощи наносят удары в спину? Напрашивался еще один вывод. Прежде чем вести новые войны на западе, следовало понадежнее укрепить южные границы. За пределами «засечных черт» здесь располагались только города-крепости. Люди селились и земля распахивалась лишь в непосредственной близости от них, чтобы при опасности можно было укрыться за стенами.