Не знаю, каких бы пределов достигла моя злость и чтобы я сделала, если бы не принесли заказ. Приход официанта немного привел меня в чувство, и я взяла себя в руки. Даже стало смешно и в тоже время досадно. Вновь эта проклятая импульсивность, из-за которой еще чуть-чуть и я бы наделала глупостей. Но глоток мохито остужает мой пыл, и усмехнувшись, я задумчиво произношу:

–Я могу быть разной.

–Это я уже понял, что и бесит дико с одной стороны, а с другой- интригует не слабо. – ухмыльнулся он и пригубил виски, глядя мне прямо в глаза так, словно решал что-то для себя.

–И что это значит? – уточнила я, приподняв бровь, обводя кончиком указательного пальца край бокала.

–Картинка не складывается в отношении тебя, Яночка. А я так не люблю. – резюмировал он, медленно приближаясь, заправляя мне за ухо прядь волос, слегка касаясь щеки, отчего мурашки пошли по коже. Я не отстранилась, напротив – подалась навстречу. Между нами вновь начал сгущаться воздух, а атмосфера накаляться. Взгляд Пластинина гипнотизировал, а с ума сводящие губы искушали попробовать их на вкус. Этот мужчина своей чувственной красотой и бешеной сексуальной энергетикой манил, притягивал к себе магнитом. Хотелось окунуться в этот сумасшедший поток энергии, что исходил от него. Пластинин был из тех людей, которые кайфуют от каждого мгновения своей жизни, смакуют его, занимаются с ним сексом и получают дикое удовлетворение от всего, что делают. Это влекло, хотелось словить поток эндорфинов, что он излучал. Эти игры с ним были подобны тому, как если бы мне впрыснули шампанское прямо в кровь. Он пьянил своей греховной сладострастностью, вызывая похотливые мыслишки и желания. Но вся соль была в том, что мне нравилось то, кем я себя ощущаю рядом с ним. Я любила свою уверенность, свою силу и неуязвимость, которые возникали каждый раз при встрече с Пластининым. С ним мы были на равных, в то время, как с Гладышевым я становилась беззащитной, обнаженной во всех смыслах. И как не старалась, как не заковывала себя в броню, как не закрывалась, он точно знал, как одним взглядом раздеть меня догола и оставить нагой у позорного столба умирать от боли и унижения.

Мысли о Гладышеве, как ушат холодной воды в один момент вырубают всякие порывы в сторону Пластинина, в голове рассеивается дурман, и влечение вдруг преобразуется в омерзение к себе и Максу, что доводит до дикой ярости. Какого вообще черта?

Катись, Гладышев! Вали из меня на хрен!

–Сочувствую, -подмигнула я, вспомнив о теме нашего разговора, и отстранилась. – В женщине ведь должна быть загадка.

Макс усмехнулся и отсалютовал мне бокалом. Мы выпили. Алкоголь начал гулять по крови, я почувствовала прилив энергии и стала двигаться под музыку, погружаясь в совершенно иной мир, где нет места печали, грусти и скуке. Краски стали ярче, музыка мелодичнее, вкус мохито насыщенней. С каждым глотком меня уносило все дальше и дальше, а когда принесли кальян, и я сделала затяжку, вообще поплыла. Мне казалось, что клуб закачался, все затянуло каким-то туманом, но стало так хорошо, что я едва ли могла сидеть на месте.

–Что-то тебя быстро развезло,– заметил Пластинин с улыбкой, я же блаженно улыбнулась в ответ. Вот теперь все было замечательно, хотелось веселиться, танцевать и главное – ни о чем не думать.

–Кстати, ты мне так и не сказал, что там у тебя за новости, -вспомнила я каким-то неведомым образом про причину сей встречи.

–А-а. Ну, все – Гельмс отстранили от участия в постановке, и порчу инвентаря на нее кинули. Так что теперь наша девочка в жопе, – сообщил Макс будничным тоном, допивая свой виски.