– Вы ведь ходите в «Солнышко», что вам там сказали, когда вы сюда поехали? – мне не давал покоя этот сюр, я искал доводы в пользу своих попутчиц.

– Мы туда с года ходим, да. С года примерно, – ответила Асия. – Только всё равно не ходим – ни массаж не помогает, ни пассаж, ни что там ещё. Таблетки, уколы, фарез – всё это было. Я так устала ждать от них. Чтобы хоть что-то сработало.

А я подумал о том, как бы сейчас выглядела Гульнара, если бы не все эти меры? Рассмеялась бы она, когда я сказал ей про свой испуг? Поняла бы меня вообще?

– Я им сказала, что пока не будем ходить, не знаю сколько. Они сказали: «Хорошо». Я не объясняла.

– А мама ваша что сказала?

– Мама не знает.

Я не стал больше ни о чем спрашивать. Я видел, как напрягается собеседница: едва она получила надежду, которая позволила обрести подобие душевного равновесия, так какой-то лысеющий коротко стриженный тип в футболке с не слишком весёлой чёрно-белой картинкой начинает лезть под кожу.

Объявили, что сейчас сядем. По салону прошли стюардессы, проверяя, все ли подняли кресла и открыли иллюминаторы. Гульнару попросили разбудить. Асия взяла дочь за плечи и одним рывком придала ей сидячее положение. Рывок не выглядел резким – он выдавал силу рук женщины. Чему тут удивляться, объяснил я себе, ежедневные тренировки с постоянно растущей нагрузкой. Растущей, да…

Я уткнулся лбом в слегка потёртый пластик иллюминатора. Ни разу не встречал у боингов, обслуживающих эти линии, полностью прозрачные иллюминаторы. Да и самим самолётам, наверное, было лет по двадцать. Будто кто-то, чтобы организовать авиакомпанию, купил парк подержанных самолётов, которые занимали место на аэродроме и раздражали прежнего владельца.

Мы снижались над пригородом Екатеринбурга. Люблю приближаться к городам. Въезжать в них. Подлетать к ним. Особенно это относится к новым или тем, где давно не был. Зимой скучнее, летом веселее: подробнейший макет большого города всё растёт и растёт, Исеть всё блестит и блестит, а небоскрёбы всё поднимаются и поднимаются. А потом уже и взлётную полосу видно. Ожидаемо слегка сосёт под ложечкой, выпрямляешься в кресле, голову к подголовнику… касание, торможение, тянет вперёд, упираешься рукой в спинку кресла впереди. Сели.

Я посмотрел на попутчиц. Гульнара держалась за подлокотники и серьёзно смотрела перед собой. Асия неумело перекрестилась, как мне показалось, немного украдкой, посмотрела на меня и убрала руку в пространство между собой и подлокотником.

– Приехали, поздравляю нас, – сказал я, чтобы что-то сказать. И на несколько секунд показал улыбку.

– Спасибо, – ответила Асия.

– Вы дальше куда?

– В странноприёмный дом.

– Странноприёмный?

– Да.

– Куда ехать, знаете?

– Адрес есть и номер автобуса сказали.

Остановились. Пассажиры загудели. Кто-то звонил домой: «Маша, мы прилетели, всё нормально, не тошнило». Кто-то уже встал, достал с полки ручную кладь и вышел в проход. Вернее, так сделали многие, заполнив всё пространство прохода, и стояли, гордо подняв подбородки.

Впереди открыли дверь. Очередь тронулась. Когда все вышли, Асия встала, помогла подняться дочери, вывела за плечи в проход и пощупала её джинсы между ног. Подгузник, понял я. Со стороны казалось, что внутри штанин не детские ноги, а максимум пара нетолстых веток.

Мать чуть наклонилась, ребёнок подался навстречу, обхватил родительскую шею. Асия подхватила дочь под попу и подняла, одним движением как бы усадив себе на подвздошную кость. Какое отточенное движение, подумал я, и тоже встал.