Да, правда, неприятности имеют тенденцию оставаться. Особенно, если такое пишет твой давний агент – и пишет своему трехмесячному сыну. Ничего хорошего. Киреев поднял глаза от голубоватого листка бумаги с ровными рядами Арабской вязи. Разумеется, копия, и спрашивать, как Шефу попало это письмо, Киреев не решился.

В тот поздний вечер несколько лет назад в кабинете Белозерова было полутемно. Тяжелыми шторами завешено окно, в пепельнице, забитой доверху, окурки кубинских сигар, к которым пристрастился Николай Петрович еще в семидесятые, в Анголе, мешались с сигаретными бычками. Дым плотно висел под потолком. На столе теснились кофейные чашки. К карте на стене были пришпилены снимки воздушной разведки.

– Итак, Самир ненадежен. Думаешь, соскочил?

– Не знаю. Не уверен. До сих пор все шло…

– Так. Ты анекдот слышал – дочка рассказала. Прыгнул человек со 101-го этажа, летит-летит-летит… на уровне примерно двадцатого говорит сам себе: «Ну что, до сих пор все шло нормально…»

Оба невесело рассмеялись.

– Знаешь, Майор. Самое главное в разведке – даже не вербовка. Самое главное – вовремя соскочить. Так-то, – сказал Белозеров.

Да, теперь Кирееву приходилось ломать голову, над тем, как поступить с автором письма – агентом под агентурным псевдонимом Хоттабыч. Кличку эту палестинец выбрал себе в честь героя детской книжки, по которой он учился читать по-русски, в Харькове, в Центре подготовки.

– Ну что, Майор, что делать будем? – спросил Белозеров, доставая новую сигару. Киреев в ответ только плечами пожал.

От воспоминаний его отвлек голос помощника, адьютанта снизу, из прихожей:

– К Вам – Капитан Багиров, Николай Петрович!

– Проси! – он поднял глаза от папки на вошедшего, мимоходом мазнув взглядом по фотографиям на столе – слева Вера, верхом на своей любимице, а справа – жена, Ольга. С годовалой Верой на руках, обе улыбаются. Последний снимок Ольги: месяц спустя он овдовел.

Ах, Ольга, Оленька… Милая, любимая, единственная. Иногда, вспоминая жену, так страшно погибшую в автомобильной аварии, бравый генерал впадал в такую тоску и отчаяние, что не спасали ни любимые кубинские сигары, ни изрядные порции односолодового виски. Столько лет прошло, а он все тосковал по своей красавице с живыми умными смеющимися глазами, тонкой в талии, как тростинка. Помнил ее лицо так отчетливо, будто она минуту назад вышла из комнаты. Помнил и никогда не забывал.

Смуглый, подтянутый парень, одетый в скромную полевую форму с погонами Капитана, вытянулся перед его столом, и щелкнул каблуками.

– По Вашему приказанию прибыл – Капитан Багиров!

«Как же его звали – тогда, в Афганистане? – задумался Белозеров. – Правильно. Тоже Магомед, но вот фамилия у него была другая. Салиев! А ведь молодец – и вида не подает, что знал меня тогда как сержант, из моего же батальона. Что ж, грамотный парень!»

– Здравствуй, капитан. Думаю, засиделся ты на базе. Садись, разговор будет у нас длинный. Есть для тебя новое задание. Поважнее, чем разборка с предателем, что подорвал на Запад. И посложнее.

Генерал не торопясь извлек из кожаной папки одинокий листок с донесением, полученным вчера утром. Вот ведь дела: Киреев, что вербовал агента Хаттаба, уже на кладбище Сент-Женевьев Дюбуа в Париже, а сам агент по-прежнему при делах. И его информация по-прежнему острая и четкая: в Москве готовится масштабный террористический акт. Как сказал один летчик, тоже давний знакомец Белозерова? Чеченская война еще придет в Ваши дома? Вот она и пришла. В Москву. И только им под силу предотвратить этот кошмар. Ему и его офицерам.

Нужно найти людей, что готовят этот акт, узнать, где планируется террористическая атака, и зажать их плечами; плотно, очень плотно вести в Москве. Не допустить трагедии любой ценой. Такая вот задача для капитана… Багирова.