населенный горцами, арендующими у ассинцев земли под покосы и пашни. Пост и хутор расположены на высокой речной террасе. Миновав прозрачный ручей Аршты, дорога спускается с террасы на дно ущелья Фортанги и здесь пересекается ее левый приток – р. Футон, несущую всегда ужасно грязную, насыщенную глиной воду. Дно ущелья обильно поросло мелкой ольхой, карагачем, изредка ясенем и дубом вперемежку с раскидистыми группами лещины, бузины и проч.; встречающиеся здесь маленькие прогалины зарастают высокими бурьянами, или же сплошь покрыты травянистой бузиной и потому малопригодны даже для пастьбы. Широкое русло Фортанги усеяно булыжником, галькой; по отмелям и около берегов намыты толстые пласты иловатого песка, и целые кучи корчаг, иногда целых деревьев, и всевозможного лесного хлама выложены прибоем в высокие ярусы. Перебравшись по перекатам на правый берег реки, дорога вступает под густую сень буков и, следуя вверх по течению, приводит к казенной лесной караулке. Караулка стоит на поляне Хамышка-босс, вытянувшейся длинной полосой у подножия склонов, обрамляющих ущелье р. Фортанги с востока. Непосредственно за усадьбой проходит глубокая впадина лесного ручья Сала-али, который тут же и вливается в Фортангу.
Лет 30—40 тому назад поляны Хамышка-босс и Сала-ирзау, лежащая в лесистом ущелье названного ручья, служили надежным убежищем для карабулаков, заселявших их своими хуторами. В настоящее время эти места пустынны, а некогда огромная поляна Сала-ирзау успела зарасти молодым преимущественно ясеневым лесоми сократилась более чем на две трети своей площади.
За караулкой колесная дорога прекращается и заменяется тропами. Чтобы сократить несколько расстояние, было решено вначале проследовать по руслу реки, но проехав не более версты, мы должны были отказаться: масса камней, карчей и разного хлама настолько загромождала путь, что двигаться стало совершенно невозможно; в довершение же всех неудобств, наши лошади поминутно взяли в илистых наносах, и такие случаи бывали иногда настолько неожиданны, что можно было очень легко вылететь кувырком из седла, как это и проделал один из моих спутников. Волей-неволей пришлось возвратиться назад и перебраться на левую террасу, где и проходит вьючная тропа. Интересное явление представляет р. Фортанга немного выше впадения в нее ручья Сала-али: едущему вниз по реке кажется, что она вдруг исчезает – уходит в землю; только подвинувшись ближе, можно видеть, как, оставив влево свое широкое русло, вода падает в узкий канал, вырытый ею в толщах глинистых сланцев во время небывалых повсеместных наводнений в Терской области в мае 1900-го года.
На протяжении верст 3—4 тропа идет по полянам, на которых разбросаны кукурузные поля и сенокосы бамутских хуторян. Сенокосы и кукурузники как-бы соперничали между собою в буйном росте; впрочем, лесные поляны и прогалины здесь дают хотя и обильное, но плохое по качеству сено: высокие бурьяны забивают остальную травянистую растительность. Но вот поляны остались позади, и мы нырнули в прохладу лесных насаждений. Насколько приятен в знойный полдень зеленый шатер, настолько же и ужасна грязная тропа, по которой теперь приходится ехать: пошла обычная в таких случаях лестница, происшедшая от выдавливания углублений в мягкой почве ногами вьючных животных, на которых исключительно производится перевозка тяжестей. Там, где дорогу пересекают ложа многочисленных балочек и водомоин, они буквально заполнены полужидкой липкой грязью; то и дело надо было спешиваться и, ведя лошадей в поводу, обходить топи, лавируя между стволами деревьев. Через час такой езды мы спустились к руслу реки, и пошли свободнее. Вскоре тропа втягивается в узкий каньон, в котором река извивается змеей, ударяясь то в правый, то в левый берег; высокие песчаниковые утесы составляют ущелье и по их карнизам и выступам лепится древесная растительность. Леса состоят здесь главным образом из бука, граба с примесью ясеня, липы и карагача; по низинам господствует ольха с обильным подлеском из лещины, бересклета и бузины, сплошь перевитых хмелем. На протяжении около двух верст надо было переехать вброд реку четыре раза, причем вода иногда доставала до седла. Бока ущелья все ближе подходят друг к другу и река, наконец, заполняет между ними все пространство; дальше вверх каньон еще более суживается, по руслу образуются пороги и путь низом прекращается. По крутому откосу тропа выбегает снова на левую террасу; поверхность ее сильно бугриста: почва здесь сползает, получаются заторы и топи. На этих местах я заметил уже порядочные площади, поросшие высоким камышом и кислыми злаками; вообще этот склон ущелья представлял картину осовов и оползней, сдвигов и осыпей. Сопровождавший меня старший объездчик Абдулла Ханиев говорил, что все эти перемещения почвы получили свое начало в злополучном 1900-м году во время майских ливней и теперь продолжают увеличиваться после каждого обильного дождя.