Прикрикнул на нее Докшуко.

– Не говори пустого, глупая женщина, – сердито проговорил он. – Я нездоров, поэтому и сон мой не спокоен…

К мулле Куденету, ученому старику, пришел Докшуко.

– Страшные видения, отец, посещают меня ночью, – сказал он, умолчав об Астемире и казачке. – Помоги, как избавиться от них.

Подумал мулла, сказал:

– Двор, где стоит твоя сакля, – проклятое место: страшное злодейское дело совершилось там, и кровь князя Астемира вопиет о мщении. Найди убийцу брата, отомсти за его кровь…

Вздохнул Докшуко и заговорил тихо и смиренно:

– Невозможно мне, отец, найти убийцу Астемира: кто знает, где он и где его искать?

– Бог знает, кто убийца, и придет время, он найдет и жестоко накажет его, – ответил мулла.

– Амен, – покорно проговорил Докшуко. – Но, – сказал он, – как же, отец, помочь моему горю?

– Попробуй перенести двор на другое место, – посоветовал мулла.

Приказал Докшуко рабам перенести двор на крутой берег Баксана, а сам поехал в горы, в гости к чегемскому таубию[5].

Пробыл он два месяца в гостях, и за это время на новом месте была построена новая сакля. Возвратился домой он радостный и счастливый: ночные видения уже не посещали его.

А жена его печальна и молчалива была.

Настала ночь, лег спать Докшуко в новой сакле и скоро заснул, а глубокой ночью распахнулась дверь и вошли в саклю казачка, Астемир, Индрис.

И стал Астемир против Докшуко и, показывая на него рукой, проговорил:

– Вот кто меня убил!

И потом все трое удалились, но казачка вернулась, заломила в отчаянии руки над головой и заплакала.

Проснулся Докшуко оттого, что свет блеснул ему в глаза.

Около него стояла жена, одетая так, как будто бы в дальнюю дорогу собралась она идти. С испугом и недоумением глянул он на нее, а она, не спуская с него глаз, проговорила громко:

– Это ты, проклятый, князя Астемира убил!..

Не помня себя от ужаса, Докшуко вскочил с постели, бросился на двор, а со двора побежал в степь и скрылся в темноте…

И с тех пор пропал Докшуко.

Слышите, как воет Баксан?

О, нет! Не Баксан это воет: братоубийца, проклятый Докшуко, бродит в темноте и громко стонет, и молит Бога о смерти.

Но вовек не будет ему смерти: пока светит солнце, пока люди живы, Докшуко будет терзаться за содеянное им злодеяние.

Звените, струны, звените тихою печалью минувших лет…

У одного из владетелей Кабарды, князя Борока, был человек, по имени Шогонтыж, смешной человечек, низкого роста, полный, с жирными лоснящимися щеками.

Как собака, он всюду ходил за князем, часто развлекал его веселыми рассказами и игрой на балалайке.

Носил он на поясе длинный кинжал и шашку, а когда был с князем в походе или набеге, то не выпускал из левой руки тугого лука, а за плечами у него торчал колчан со стрелами.

Воины князя втихомолку смеялись над ним.

– Пустой человек! Какой он воин?! – говорили они. – Его дело – князю кумган с водой подавать, а он зачем-то оружие на себя нацепил?

И правда, не был воином Шогонтыж: в разгар битвы он точно сквозь землю проваливался вместе со своею лошадью, но, как только воины князя одерживали победу, он откуда-то появлялся и, размахивая шашкой, с гиканьем скакал за убегавшим врагом.

И в это время, глядя на него, князь Борок весело смеялся.

– Ах, Шогонтыж, Шогонтыж, – говорил он ему, – если бы Бог дал тебе большой рост, то ты один справился бы с моими врагами. Не правда ли?

А маленький человек, вместо ответа, поспешно брал балалайку и начинал воспевать подвиги князя и его воинов.

Был еще молод Шогонтыж и одинок, очень одинок: не было у него отца и матери, сестер и братьев, не было жены и близких друзей.