По Витгенштейну, этого «приватного» измерения человеческого сознания тоже нет. Так как всё, что есть, – это текст. Именно эта среда, в которой находится и живёт всё человеческое, создаёт возможность коммуникации. Почему? Потому что текст не имеет границы, он плавно перетекает от субъекта к субъекту, составляя содержание и самих субъектов, и коммуникации между ними.
Я считаю, что обе позиции крайне близки друг другу, хотя и находятся на полюсах философского дискурса. И роднит их прежде всего отсутствие исключений, предъявляемых к сознанию. В обеих школах онтология сознания является вполне естественной частью всеобщей онтологии мироздания, в том смысле, что она от неё ничем не отличается. Мы могли бы даже нарисовать это с помощью нескольких несложных линий, из чего станет сразу понятно, почему «исключительность» и «приватность» сознания вызывают такую неприязнь марксистов и многих последовательных аналитиков.
Если представить интуитивно, что мир, как горная порода или торт, состоит из эволюционных или онтологических слоёв, то мы имеем плотно прилегающие и сообщающиеся друг с другом глубинный физический слой, за ним химический и биологический. Интуиция подсказывает, что дальше появляются «исключения», так как следующий за ним «психический» слой не является таким же целостным, как предыдущие. Он состоит из отдельных как бы островков или вишенок на биологическом слое, не связанных друг с другом, так как психика животного или человека «приватна». А следующие за ним слои, как бы мы их ни именовали, социальные или культурные, логистические, языковые и т. д., лежат сверху на этих разрозненных бугорках-вишенках. Причём эти более высокие слои также «свисают» с этих бугорков-вишенок по краям и касаются биологического слоя. Неэлегантно! Некрасиво! Необязательно!
Такая интуитивная модель, в которой имеет место приватность сознания, ставит неудобный вопрос – почему сознание составляет исключение и чем оно особенно. Почему все иные наблюдаемые нами эволюционные слои целостны и неприватны, а «психический уровень» состоит из каких-то непроницаемых сосудов – человеческих сознаний. И то, что для каждого человека очевидно, – его собственная психика приватна, – становится, пожалуй, сложнейшим вопросом для науки нашего времени.
Неудивительно, что и Маркс, и Витгенштейн по-коперникански поспешили убрать эти исключения, неудобные «вишенки сознания», из онтологического торта. Их картины мира целостны и не имеют никаких исключений вроде геоцентрической системы. Проблема, однако, от этого не исчезает, а только отдаляется. И мы видим, что вторая половина XX века и начало XXI века изобилуют всевозможными теориями сознания, которые пытаются вернуть «вишенки в торт», то есть сознание в общую онтологию. Но этот процесс, конечно же, невозможен в той одномерной плоской модели, которую предлагает монизм. И новые теории все чаще обращаются к старой проблеме – нематериальной природе сознания.
Коль скоро материалистическая природа сознания не вписывается в наши представления, учёные снова обращаются к отцу европейского рационализма Декарту и идее дуализма. Это позволяет говорить о проблеме сознания, добавляя к картине мира ещё одно измерение. Она перестает быть плоской, и возможно, что наши «вишенки» теперь существуют не между какими-то слоями, нарушая их целостность и плотность прилегания, а где-то сбоку, в нематериальных пространствах.
Идеи дуализма, не субстанционального, как это было у Картезия, а дуализма свойств, становятся всё более популярными. Об этом говорит на первом этапе своего творчества Дэвид Чалмерс, ставя знаменитую «трудную проблему сознания». Американец К. Льюис ещё в 1929 году предлагает термин «квалиа», который называет им самое простое, что для нас существует, но самое сложное в описании – внутреннюю сторону ощущений. Т. Нагель поддерживает эту идею своим аргументом «каково это?», утверждая, что мы не в состоянии заглянуть в чужую голову и невозможно, например, ощутить, «каково это быть летучей мышью». Он говорит о том, что информация бывает типа «то, что» и «то, как». Философ Ф. Джексон идёт ещё дальше и стремится показать своим мысленным экспериментом «комната Мэри», что информация может быть нефизической.