Екатерина вглядывалась сквозь прищур в сентябрьский пейзаж, проплывающий за окном. Что за воспоминания ласкали её в те минуты? Улыбающиеся губы постепенно становились тоньше и опускали уголки.

– Дочка родилась, когда Миша погиб в командировке в Забайкалье. Через три месяца. Я назвала её Мишель. Ей уже девятнадцать.

Она провела ладонью по щеке.

– Посмотрите, как она похожа на папу, – Екатерина достала из сумочки две цветные фотографии.

На меня смотрели два разных человека, разве только разрез глаз и крылья тонких бровей объединяли их. Мужчина по квадрату лица крепкий и уверенный с прищуренным взглядом, со впалыми щеками, с прямым носом отличался от милой, очень похожей на маму девушки. Ну, да на вкус и цвет… Каждый из нас видит похожесть в любимых людях.

– Правда, как литые?

– Расскажите мне о них.

Екатерина прижала фотографии к груди.

– Пусть они останутся со мной.

Сегодня в доме на краю оврага я перебираю мятые и разглаженные жизнью бумажные листочки из стопки, перевязанной красной лентой. В клетку, в линейку, из блокнота и тетради, с рисунками и редакцией, с беглым и каллиграфическим почерком… Стихи с этих листочков уже давно оцифрованы и опубликованы на поэтическом сайте.

Мы прощались с Екатериной на пензенском вокзале. Ей нужно в Самару к сестре, а мне до Сердобска.

– Если станете стишата мои опубликовывать, а вы станете, – сказала улыбаясь она, – Мишлен. Катя Мишлен. Так и подпишите.