***

В это время на сцене зрительного зала французский режиссер представлял свой новый фильм. Его речь переводила стоящая рядом стильно одетая девушка.

– Этот фильм, – говорил он, – можно было бы назвать: «Странствие» или «Обретение», но я назвал его «Свобода, ведущая народ». И хотя речь идет о чисто французской истории, я надеюсь, что этот тернистый путь к свободе будет понятен и близок российскому зрителю. Тем более, что главная героиня, по воле судьбы оказавшись во Франции, пройдя через все тяготы, лишения и невзгоды, испытав всю суровость жизни на чужбине, главная героиня… – режиссер на секунду замолчал и затем сказал: – Впрочем, знакомьтесь! – Обращая внимание зрителей на девушку-переводчика, он поднял руку и перешел на русский язык: – Главная героиня фильма – легенда французского сопротивления – русская девушка Яна!

Под бурные аплодисменты Яна кокетливо сделала книксен. Скучающая в первом ряду Наташа вяло похлопала в ладоши и под шумок вышла из зала.

***

В фойе, чуть осмотревшись, она подошла к сервировочному столику, подхватила бокал с шампанским и сделала глоток. Один из любителей живописи показался ей знакомым, и Наташа без всякого предлога подошла к нему.

– А я вас знаю, – сказала она. – Вы приходили отнимать деньги у моего соседа, у генерала, – уточнила Наташа и улыбнулась.

– Конфисковывать, – поправил Кузнецов.

Он заочно знал эту девушку, знал её имя, неоднократно видел её, она действительно была при обыске в качестве понятой, и ещё она была дочерью человека, с которым у следователя Сергея Кузнецова были старые счеты. Но дочь за отца не отвечает, и сейчас Сергей удивлялся тому, что он ни разу не видел, чтобы она улыбалась? Не заметил? Это и было странно, ведь она очень красиво улыбалась.

– Вы любите живопись? – спросила Наташа.

Она сделала ударение на слове «живопись», будто следователь Кузнецов мог любить всё что угодно, но только не живопись.

– Вас это удивляет? – встречным вопросом ответил Сергей.

Наташа пожала плечом и посмотрела на пейзаж. Кузнецов продолжал смотреть на неё.

– Почему вы ушли с фильма? – спросил он.

– Вы за мной следили! – воскликнула Наташа и повернулась к нему. – Это даже приятно. Надеюсь, не с целью конфискации?

– С конфискацией я, кажется, опоздал.

Наташа на секунду опустила взгляд. «Это уже похоже на флирт», – подумала она и сказала:

– Фильм ужасный, вернее, о том, как ужасна жизнь. Еще он очень длинный – три часа! И я его уже смотрела.

Она снова обаятельно улыбнулась и, не сводя глаз с Кузнецова, пригубила шампанского.

– Знаете, я, пожалуй, куплю, – сказала она. – Да, куплю. Поможете мне донести этот шедевр до дома? Здесь рядом, вы же в курсе.

***

Катя давно уже выключила приемник, уже высохли слезы, но в сердце ещё звучало адажио Альбинони, и на душе было тягостно и светло, и задумчиво грустно.

Вслед за десятком машин она остановила свой джип на светофоре. Загорелся зеленый, но машины продолжали стоять. Впереди на перекресток выходили люди, их становилось всё больше и больше.

Катя знала о демонстрациях и митингах, по телевизору они её не волновали, но сейчас ей нужно было проехать, просто проехать и всё, а ей говорят – нет! И вот это уже очень раздражало.

Водители, нервно сигналя друг другу, хаотично разворачивались. Следуя их примеру, Катя лихо развернула машину, да так, что едва не столкнулась с прущей навстречу махиной с брандспойтом.

– Дебил! – крикнула Катя, объезжая махину, за которой к перекрестку бежали гвардейцы.

Катя надеялась объехать толпу по параллельной улице, но на следующем перекрестке ей не дал повернуть полицейский. Катя высунулась в окно.