Рисунок 8. Клипер Great Republic с парусным вооружением барка

В то время как американцы спускали на воду клипер за клипером, на островах по другую сторону Атлантики не выказывали, вроде бы, ни малейшего желания модернизировать свой торговый флот. Британских судовладельцев, похоже, вполне удовлетворяли крепкие трёхмачтовики, строившиеся на верфи города Блэкуолла и потому известные как «блэкуолльские фрегаты». Но вот в декабре 1850 г в Лондон впервые зашёл клипер нью-йоркской постройки – Orient («Восток»). Он прибыл туда из Гонконга, откуда вышел, как выяснилось, лишь 97 дней тому назад! Предположив, что непривычные для их глаз очертания корпуса имеют прямое отношение к ходовым характеристикам судна, английские инженеры обмерили Orient со всех сторон, прикинули соотношение его длины с высотой мачт и очень тщательно перенесли всё это на чертежи. Тут же были заложены 2 первых британских клипера – Stornоway («Сторновей» – по названию городка в Шотландии) и Chrysolite («Хризолит»).

Рисунок 9. Американский клипер Orient

Оказалось, что поговорка «долго запрягают, да быстро едут» справедлива не только в отношении русских. В судостроительной индустрии «туманного Альбиона» произошла прямо-таки революция – заказы на клипера так и «посыпались» на английские и шотландские верфи.

Причина этого неожиданного, на первый взгляд, бума вообще-то лежала на поверхности. К середине века выращиваемый на Востоке, особенно в Китае, чай вышел на первое место среди товаров, обещавших торговцам колоссальные прибыли.

Здесь будет уместен небольшой экскурс в историю проникновения чая в Европу. Первой с этим диковинным восточным растением познакомилась Россия, куда его листья завезли сухим путём из Китая ещё в 1600 г. Через 10 лет в Лиссабон прибыл из Макао – португальской колонии на побережье Китая – корабль, который, среди прочих грузов, доставил в метрополию несколько тюков чайного листа. Так в 1610 г экзотический напиток добрался до Западной Европы.

В 1640 г только в одном местечке в Лондоне – у некоего Томаса Гарвея – можно было попробовать чайную настойку. Маловато не то что для страны – даже для большого города. Английский историк Самюэль Пепис писал 20 лет спустя: «Я попросил принести чашечку чаю (это китайский напиток), который отведал впервые».

Но время идёт, в Англию завозят всё больше чая, и число его приверженцев там неуклонно растёт. Как выразился французский популяризатор морской истории Жорж Блон, «Россию чай завоёвывает, а Англию просто-напросто покоряет».

Во Франции, куда чайные листья попали, вероятно, почти в то же время, когда появились на другой стороне Ла-Манша, путь напитка к широкому признанию был намного сложнее. Поначалу эскулапы даже сочли его отравой – и повсеместно обнародовали свою точку зрения. Апологеты чая вступились за него с ничуть не меньшим энтузиазмом. Превознося его достоинства до небес, они, в частности, заявляли, что чай – чуть ли не универсальная панацея, «которая предупреждает болезни головы, желудка и кишок, катары, разные воспалительные процессы, приливы и недомогания, ревматизмы, появление песка в моче – следствие разгульной и невоздержанной жизни». Их слушали с нескрываемым скептицизмом, и «продвинуть» товар на французский рынок никак не удавалось. Правда, в 1686 г не кому-нибудь, а самому Людовику XIV чай прописали в качестве лечебного средства «для улучшения пищеварения и предупреждения жара и головокружения», но на отношение большинства подданных «Короля-Солнца» к экзотической настойке это почти не повлияло: слишком она редка и дорога, чтобы приобрести большую популярность. Только к концу XVIII в французы в их массе, наконец, оценили этот напиток по достоинству, да и то не без помощи англичан. У тех чай тогда уже сделался чем-то вроде национального атрибута: Соединённое Королевство закупило 6 тысяч его фунтов (2721,54 кг) в одном только 1776 году!