И стремилась выразить это в рисунках.

В голове навязчиво крутились обрывки обидных слов, брошенных Захаром в пылу ссоры. Если бы он дал ей вставить хоть слово, то узнал бы, что хотела сказать Катя. «Но ты же не хотел со мной играть!» Глупо? Еще бы! Но только не для маленькой девочки, которая в детстве хвостом ходила за Захаром и смотрела на него щенячьими глазами. Он знал все – вообще все – на свете. Поэтому в конечном счете все ее проказы (ну, большая их часть), все безумства сводились к тому, чтобы привлечь внимание Захара. Заставить его увидеть в ней друга, а не обузу!

Если она и возненавидела его в итоге, то только за то, что ей это так и не удалось.

Катя провалилась в свои мрачные мысли и не сразу услышала, как голос Захара изменился. Из самоуверенного и веселого он стал… полным ужаса? Катя отняла руки от лица и прислушалась.

– Нет! Мам, нет!

Звучало так, словно Захара вот-вот хватит инфаркт.

– Нет, тебе не нужно переезжать ко мне в Москву. Нет! Мам, да не нужна мне никакая женская рука, я прекрасно справляюсь сам.

Катя хмыкнула. Как же…

– Да хорошо я кушаю! – в отчаянии взвыл Захар, и Катино хмыканье сменилось беззвучным ржанием. Так его, тетя Вика, так его!

– Нет. Я сказал «нет», мам! – рявкнул Захар. Воцарилась долгая тишина. – Извини, ты права. Да, я не должен был повышать голос. Да. – Снова пауза, после которой в голосе Захара зазвучала такая мука, что Катя почти ему посочувствовала (нет). – Ладно. Ладно! Будет твоя Катя жить у меня. Хорошо, не твоя. Только не надо ко мне переезжать, пожалуйста. – Возникла новая пауза, наполненная мучительным зубовным скрежетом. Наверное, мама читала Захару нотацию. А Катя в это время мысленно прыгала за ее спиной с помпонами, как чирлидерша. – Угу, как скажешь. И я тебя. Пока, мам.

Кате показалось, что прошла целая вечность, прежде чем возле ее носков с динозаврами остановились чужие голые ступни. Одна из них нервно стучала пяткой об пол.

– Ладно, – проскрипел Захар, когда Катя наконец подняла к нему лицо. – Можешь оставаться.

Побитый жизнью красный чемодан победно сверкнул глянцевым боком в лучах заходящего солнца.

Все пошло наперекосяк, и виноват в этом, конечно, был только Глеб.

Собственный план казался Таби гениальным в своей простоте.

Шаг первый: дежурить у дверного глазка, пока соседская дверь не начнет открываться.

Шаг второй: выскочить из квартиры одновременно с Глебом, сделав удивленное лицо.

Шаг третий: милостиво разрешить ему подвезти ее до университета.

В том, что Глеб предложит ее подвезти, Таби не сомневалась. Это же Глеб, он хороший! Не то что она.

Шли минуты. На лестничной клетке так и не появилось никаких признаков жизни, а соседская дверь оставалась запертой. Таби пошарила в кармане клетчатой рубашки, надетой поверх укороченного топа, и вытащила телефон. Семь двадцать три. Ну и где он, спрашивается? Она уже тринадцать минут трется возле двери и все без толку. Может, проспал?

Глеб опаздывал всегда и всюду. Таби могла по пальцам одной руки пересчитать все случаи, когда он оказывался в нужном месте вовремя. И кому только в голову пришло взять такого человека в преподаватели? Поймите правильно, Таби доверила бы Глебу свою жизнь. Но работа по графику? Нет, для такого он точно не создан.

Придется брать все в свои руки. Нельзя же допустить, чтобы этого убогого выперли из универа уже во второй рабочий день.

– Мам! – громко позвала Таби, отлепившись от дверного глазка и натягивая любимые ботинки на платформе. – Где запасной ключ от квартиры Глеба?

Инна Валерьевна, мама Таби, показалась в коридоре. Ее лицо было бледным и усталым, а рука, которой она опиралась на стену, заметно дрожала. Запястья, выглядывавшие из-под толстого свитера, казались до ужаса тонкими. Таби поспешила отвести от них взгляд.