Завтра к полудню я как раз собирался наведаться в салон. Но откуда знает его девчонка? Причём так хорошо, что поняла по одному только адресу.

Я спросил её от этом.

– Он раньше принадлежал моему папе, – она подняла на меня вдруг заблестевшие глаза.

Я замер. Я вспомнил её. Не знаю, сколько ей было тогда лет, десять-двенадцать – но она постоянно отиралась в салоне у отца. Одетая в вечный балахонистый комбез, с туго затянутыми косичками – все подшучивали над ней, называли Мега-Механиком. Или Королевой – от названия древнего советского фильма, «Королева бензоколонки».

– Ты дочка Лесника, – сказал я вслух.

Мне тогда было лет семнадцать или восемнадцать, и десятилетняя пигалица, строящая из себя эксперта, конечно, не вызывала у меня восторга. Проще сказать, явно раздражала. Но как-то после того, как она на моих глазах на спор разобрала двигатель малокубатурного моцика, я заткнулся. Отдал её папане, тихо посмеивающемуся за стойкой, пятьдесят долларов и зарёкся вообще спорить с Королевой о чём бы то ни было.

– Мы что, встречались? – её взгляд стал подозрительным.

– Не знаю, как ты, а я тебя помню.

– А я тебя нет.

Ах ты стервочка.

– Ничего, запомнишь.

Она промолчала, но на губах промелькнула слабая улыбка. Я отхлебнул пива, и она тоже потянулась к своему стакану. На этот раз отпила совсем немного.

– Папа погиб на трассе, ты знаешь? – подняла на меня глаза.

Я кивнул. Слышал об этом. Как раз заканчивал последний курс магистратуры, когда прошла весть, что Лесник разбился. Но подробностей я не знал, посетовал, конечно, что случилась такая беда. Но – мы все это знаем – мотоциклисты иногда бьются. Все мы под Богом ходим в этом смысле. Кто-то отделывается переломами, кто-то больше никогда не сядет на мот, а кого-то – увозят в деревянном ящике.

– Соболезную…

Пусть даже если бы погиб мой собственный отец, я только плюнул бы на его могилу. Эта девчоночка своего явно любила.

Она кивнула, шмыгнула носом. Передёрнула плечами, словно замёрзла.

– Холодно? – спросил я и запоздало назвал себя дебилом. Ну конечно холодно, она же в одной майке, а тут не то что сквозняк, тут ураган гуляет.

Я снял мотоциклетную куртку, пересел к девчонке и накинул на её тоненькие плечики.

– Спасибо, – сказала она.

Слегка повернула ко мне лицо с повисшими на мокрых ресницах слезинками, и меня повело. Я только тут заметил, что у неё слегка разного цвета глаза, один обычный, серо-голубой, второй – с яркой прозеленью во всю радужку. Эти большие влажные глаза, дрожащие нежные губки бросили меня в жар.

И она, то ли развезло от алкоголя, то ли перестала чувствовать во мне врага, доверчиво приподняла ко мне личико.

Гори всё огнём, если я сейчас её не поцелую.

Но я не успел. За моей спиной раздался возмущённый мужской голос:

– Санька! Ты офигела, да? Какого хрена ты меня одного оставила?

Я повернулся, не сдерживая раздражения. Её длинный хмырь торчал совсем рядом, унылая рожа вытянулась, овечьи глаза возмущённо сверкали. Пиво ударило мне в голову, и я приподнялся, чтобы сообщить парню, где тут выход. Но девчоночка пискнула что-то и вскочила, пролезая мимо меня. Скинутая с плеч куртка небрежно полетела мне на руки.

– Извини, знакомого встретила, – начала оправдываться моя собеседница.

Хмырь посмотрел было на меня недовольно, но, оценив мою фигуру, похоже, передумал связываться. Ещё бы, если рост у нас был примерно одинаковый, в обхвате плеч я был раза в два его шире.

– Я, блин, тебя обыскался по всему клубу, как дурак! – вместо этого решил, похоже, напуститься на девчонку. – Ты вообще-то у меня живёшь, не забывай как бы.