В шестнадцать часов он сидел на кухне, прихлебывал горячий кофе и рассматривал уже просушенные фотографии. Улыбка удовлетворения не сходила с его лица. Наконец сложил посуду в раковину, собрал снимки в целлофановый пакет, оделся и поторопился к знакомому кинотеатру на краю города. Фильм еще не начался, и в вестибюле сновали люди. Раиса Абдурахмановна стояла у дверей в зрительный зал и методично проверяла входные билеты. Теперь это была уставшая старушка. Ее как будто огорчал наплыв посетителей, а отсутствие стула вызывало неуверенность. Не замечала Степана Михайловича, и он присел у стены, откуда мог наблюдать за ее жестами и выражением лица.

Положил на колени две наиболее удачные фотографии. На первой – изображение в полный рост. Зуева, раскинув руки, спускается по ступенькам крыльца, а Вадеев прикрывает дверь кафетерия. На другой – фрагмент первого снимка, лицо крупным планом. Дугообразные брови, раскосые глаза, на переносице едва заметная родинка – то, чем вызвано озарение. У Раисы Абдурахмановны родинка на том же месте, но более заметная, как бы искусственно поставленная. Разрез глаз совпадает, а брови… тоже. Нос незначительно отличается, у Зуевой – длиннее и аккуратней. Рот… трудно говорить о полном сходстве, но что-то общее есть. Самое главное – именно общее восприятие. Одинаковая психология? Уже и сомнений нет, они являются родственницами. В какой степени? Или Степан Михайлович нашел почти двойников. Разница в возрасте.

Как только закрылись двери в зрительный зал, Раиса Абдурахмановна заняла место за служебным столом, остановила на нем взгляд. Он не стал томить ее в ожиданиях, тут же подошел, поздоровался и положил фрагмент снимка перед ней.

– Извините, побеспокоил. Вот…

Она опустила глаза на изображение и оцепенела. С минуту смотрела в одну точку, потом суетливо задвигала ящиками стола.

– Где мои очки… совсем глаза не видят. А ты, милый человек, присаживайся. Помню тебя, помню. Как же не помнить, – себе под нос твердила старая женщина.

Раиса Абдурахмановна сразу узнала девушку, теперь разыгрывает спектакль. И как не узнать, если Зуева систематически посещает кинотеатр, поддерживает связь с воровской группой. Понятно, тянет время и собирается с мыслями.

– Возможно, девушка приходила сюда. Посмотрите внимательно.

Она отложила найденные очки, протерла глаза носовым платком, отрешенным голосом проговорила:

– Это моя дочь.

– Как ваша… дочь!?

– Да, Любочка. Моя кровиночка, – подтвердила и оперлась щекой на пухленький кулачок.

– Где она сейчас?

– Не знаю, дорогой. Пропала Любка, а Николку мне оставила. Это внука, значит.

– Может, знают друзья?

– У нее один приятель, и тот исчез.

– Кто?

– Есть… Валерик. Уж такая любовь! – Она в отчаянии заломила руки. – Нет их, а тебе что за дело?

Несчастье матери выглядит искренним и производит на Алексина далеко не радостное впечатление. Пусть его догадка оправдалась, но исчезновение молодых людей грозит непредсказуемыми последствиями, вызывает наихудшие предположения.

– Скажите, Раиса Абдурахмановна, она летом была на туристической базе? – проникновенным голосом спросил он, доверчиво глядя в глаза смятенной женщины.

– Оставьте меня в покое! Она бывает только на торговых базах. – Взмахнула руками, как бы отталкивая нежелательные воспоминания.

– Жаль, если не знаете или… скрываете.

– У нее своя жизнь, – всхлипнула несчастная мать.

При ее душевном состоянии дальнейшие расспросы не могут иметь успеха, и Алексин направился к выходу. Вовремя сообразил, вернулся.

– Я, Раиса Абдурахмановна, занимаюсь этим неофициально и хочу помочь молодым людям. За ними охотится нехороший участковый. – Положил перед ней визитную карточку. – Звоните!