– Слава Богу, – ответ был коротким.

– Енде гуд – аллес гуд. Что было бы, если бы вас послали на рудники, а?

– Это то, что все говорят, – Бош аккуратно укладывал табак в сухой лист малины.

– Твой табак? – Мокин достал четвертушку бумаги из нагрудного кармана, не сомневаясь, что Вальтер поделится с ним. – На, возьми – предложил он бумагу немцу.

– Да, я растил его сам… – Бош осторожно принял подарок.

Спичка пропылала жарко и мгновенно, но Мокин заметил, что рука Боша дрожала, когда тот прикуривал ее от предложенного огня.

Он ухмыльнулся и отвернулся, глядя в сторону реки. Там, в вышине, сияли яркие и невероятно близкие звезды.

– А ночи здесь такие мирные… – Мокин глубоко вздохнул всей грудью. – У меня есть хорошие новости для тебя, Бош. Я возьму только вашего еврея. Ты останешься здесь, – он шумно затянулся дымом, выдерживая паузу, – если пришлешь мне свою жену, а в лагере я скажу, что ты был болен или совру что-нибудь другое.

Мокин услышал в темноте глубокой вздох, как будто крупное животное нырнуло в воду.

– Вы не можете сделать это, гражданин офицер. У нас уже было наше наказание за то, что мы не сделали. Вы не можете ободрать тот же кошка в два раза. Это не баржа. Это наш дом теперь.

– Это не наказание. Я просто думал немножко расслабиться. Я не собираюсь быть слишком грубым с ней, не волнуйся.

– Не делайте этого, гражданин офицер. Она беременна.

– О, поздравляю! – Мокин понял, что противник на коленях, новые усилия могут сломать его, а это испортило бы удовольствие, которое он уже получил.

– Расслабься, Бош. Это была шутка.

Долгая, тяжелая пауза повисла в воздухе.

Два светлячка светились в темноте, иногда высвечивая часть лица или руки.

– Я думаю, что мы должны отпраздновать рождение твоего будущего ребенка. Не так ли, Бош? – он толкнул Боша в плечо. Мокин испытывал необъяснимое наслаждение чувствовать превосходство над этим человеком – Было бы еще лучше показать это всей деревне…

Не ответив, Вальтер Бош развернулся и ушел. Он вернулся вскоре с банкой, наполовину заполненной жидкостью.

– Фишер есть хороший учитель, и нашим детям будет не хватать его. Разрешите ему остаться.

– Нет, Бош. Это приказ. Нам нужен бухгалтер там, в лагере, а не учитель здесь. И не сердись на меня, Бош, я делаю то, что должен делать. Я солдат и выполняю приказ, – Мокин бережно прижал банку с драгоценной жидкостью. – Ты мне вот что скажи, Бош, – Мокин дышал в ухо Боша, как будто боялся, что кто-то их услышит, – что именно старый еврей положил в могилу пацана, а?

Бош вздрогнул, словно его ударило током. – Как он узнал об этом? Кто мог донести: кто-то из живых или один из умерших?

– Что молчишь, Бош? Хочешь, чтобы я потащил тебя, как суку, на допрос?

– Я не знаю.

– Врешь, гад! Ты и твой еврей-шпиен сховали что-то. Что?

– Я не знаю. Вы можете открыть могилу…

– Ты что, считаешь меня идиотом? – продолжал он шипеть в ухо немца. – Да там ничего нет. Вы уже двадцать раз перепрятали эту банку. Что там было?

– Я не знаю… Он не шпион.

– А я знаю наверняка, что он немецкий шпиен …Я узнаю… Мы узнаем… У нас есть методы, – Мокин повернулся и направился к амбару.

– Он очень старый и больной. Позвольте ему умереть здесь. Мы будем заботиться о нем, – и после короткой паузы Вальтер закончил с дрожью в голосе: – Вы уже сделали с ним все, что вы хотели, гражданин Мокин. Это самое лучшее, что вы могли бы сделать для него сейчас.

Мокин остановился и обернулся: – Мне не нравится это, Бош! Почему-то я всегда чувствую ржавый гвоздь в заднице, когда ты говоришь со мной. Ты должен быть добрым ко мне. Мы почти родственники. Не так ли, своячок? – усмехнулся он.