– Снимок сделан год назад. – Пояснил Солен, привалился плечом к стене, сделал приглашающий жест вглубь квартиры и добавил. – Приступай.

Девушка глубоко вдохнула, шумно выдохнула через нос. Пошла вглубь квартиры, стараясь наступать на следы стражников. Первой комнатой оказалась ванная. Кафель покрыт бурыми пятнами, занавеска сорвана, а принадлежности разбросаны. Зеркало в трещинах от удара в центр. Кирия заглянула в ванну и отпрянула, эмаль чёрная от запёкшейся крови. На стене белые зарубки в плитке.

– Орудие преступления, топор? – Пробормотала девушка, прикрывая рот ладонью и едва сдерживая рвоту.

– Постарайся не гадать, и… ты в порядке?

– Д-да, просто… это тяжело видеть, вы-то наверняка привыкли…

– К этому нельзя привыкнуть. Просто держи себя в руках. Готова?

– Да!

Кирия вышла из ванной белая, как первый снег, и прислонилась к дверному косяку. Грудь тяжело поднимается и опускается, на лбу появились капли пота. Взгляд стеклянный, устремлён в пустоту. Солену это выражение хорошо знакомо. Сам смотрел также, когда выбрался из «мясного» сарая горцев. Новенькую следовало бы поторопить, но детектив не стал, просто встал рядом. Чтобы она чувствовала его плечо своим, поняла, что помощь тут. На всякий случай приготовился подхватить, если напарница потеряет сознание. Абсолют закрыла глаза, задержала дыхание на пять секунд и выдохнула:

– Орудие убийства, топор или что-то в этом роде. Характерные следы на кафеле и эмали ванной. Убийца, вероятно, плохо владел этим оружием, а жертва… сопротивлялась, пыталась отбиться или закрывалась руками, вертелась в ванной.

– Верно, – ответил Солен, покопался в папке и достал фотокарточку с толстыми рамками. – Жертва получила тридцать два удара фамильной секирой.

– Тридцать два?! Я… я даже не хочу знать, что от неё осталось…

Солен протянул фото девушке, которая неуверенно взяла его и осмотрела, едва сдерживая гримасу отвращения. Фотограф запечатлел одноручную секиру, даже красивую в своей лаконичности. Рукоять из полированного чёрного дерева с искусной резьбой от лезвия до середины. Голова узкая, но обух украшен изогнутым шипом. Таким можно пробивать самые прочные панцири и шлемы.

Красивое, древнее оружие с благородной историей. Даже иронично, что именно оно пресекло род своих владельцев. Металл покрыт коркой запёкшейся крови, которая также скопилась в резьбе. Кирия оторвала взгляд от фото и посмотрела в зал.

Пол покрыт синтетическим ковром с длинным ворсом, который сохранил отпечатки обуви стражников и коронера. Среди следов ярко выделяется одна цепочка. Патрульные и криминалисты старались не наступать на неё. Она тянется из коридора к массивному кожаному дивану, а от него к стене, на которой висит разбитый телевизор. Если огромную панель, толщиной в лист бумаги, вообще можно так назвать. Рядом расположена деревянная доска с серебряным узором и двумя штырьками.

Солен почти видит, как убийца срывает топор со стойки, мчится в ванную и… после возвращается в зал. Следы, чёрные от крови, ведут дальше в соседнюю комнату. Кирия и Солен двинулись вдоль них. Дверь распахнута настежь, висит на одной петле, замок вырван из деревянной плиты вместе с «мясом». Округлая ручка лежит рядом, зарывшись в ворс.

Внутри разбросаны детские вещи. На полу в хаотическом беспорядке лежат носки. Кровать больше напоминает гнездо мусорной птицы. Единственное окно закрыто толстой шторой с изображениями героев детских фильмов. В углу компьютерный стол, монитор разрублен тремя ударами. Первый оставил глубокую зарубку, а второй отсёк левый край. Системный блок разбит ударами ног, боковая крышка промята, а корпус нещадно помят. Столешница по центру треснута и забрызгана кровью. Обломки клавиатуры лежат под столом.