Солен ощутил, как по темечку прилетел удар кувалдой, обёрнутой поролоном, покачнулся и вцепился в капельницу. Выдавил улыбку и помахал ладонью.

– Нет, просто устал стоять… я сам сейчас, как младенец, только учусь ходить.

Девушка выдавила улыбку, взяла под руку и проводила в палату, уложила на койку и вызвала врача. После Солен расспросами выяснил, что в каждом роддоме выбрали по два десятка новорождённых и с согласия родителей вживили импланты новейшего поколения. Всё под эгидой программы Цвет Нации. Детям обещали лучшее образование, а семьям щедрые выплаты.

Доктор с улыбкой добавил, подготавливая шприц:

– Представляете, детям от обычных людей и абсолютов это счастье вообще вне очереди! Того гляди я к старости заведу участок на другой планете, может, даже в другой галактике!

– Было бы прекрасно… – Выдавил Солен.

А сам с неожиданностью осознал, что действительно, было бы чудесно. Не станет же правительство в открытую вживлять детям дефективные импланты, превращающие людей в безумных маньяков? Он зажмурился, пережидая укол в сгиб локтя.

Ответ очевиден. Станет. С радостью и улюлюканьем.

Будь они полностью безопасны, на операцию отдали бы своих детей. А эти груднички, не более чем подопытные крысы, чья судьба безразличны власть имущим. Нужен только результат. Получится – хорошо. А начнут убивать всех подряд – ещё лучше, можно новое поколение имплантов сделать надёжнее!

Вот только к чему такая торопливость?

Мысль раскалённым железом впилась в мозг, не давая уснуть. Зачем государству рисковать, зачем ему так много умников в ближайшие двадцать лет? Солен перевернулся набок и начал смотреть в окно, на непроглядную черноту и мелькающие снежинки.

Возвращение домой не приносит радости, только тревогу, перерастающую в страх. Если смогли отравить посреди людной улицы, то чего стоит убить в квартире? Конусы света от дорожных фонарей едва раздвигают морозный сумрак. Во дворе собралась толпа жителей, шумно перешёптывается и наблюдает за работой коронеров в сопровождении стражи. Солен ощутил холодную хватку на хребте в районе поясницы.

Коллеги выносят из его подъезда тела на носилках укрытых чёрным брезентом. Складывают у машины и идут за новыми. Солен насчитал девять трупов. Марта накрыла рот ладонью, Кирия молча смотрит на мертвецов. В глазах абсолют отражаются огни фонарей, вспышки камер и нечто мрачное.

Солен, опираясь на трость, подошёл к бородатому мужику, соседу с этажа ниже, откашлялся, привлекая внимание, и спросил:

– Привет, Фор, что случилось? Утечка газа?

Мужик дёрнулся, обернулся, увидев соседа, выдохнул, положив ладонь на левую сторону груди.

– Да какой там… Привет, нет. Сволочь с третьего этажа флягой протёк. Мать его! Удавил всю семью, даже детей!

– Тел больше чем семь. – Подметил Солен, наблюдая, как из подъезда выносят ещё одно.

Из-под брезента на снег капает кровь, а форма тела совсем не похожа на человеческую. Скорее на ком мяса. Толпа охает, кто-то матерится сквозь зубы.

– Угу, тварь пошла по соседям. Дом то дружный, чего не открыть соседушке? Вот и до дружились. Мать через мать! Вот тебе и канун праздника, отметили так отметили. Как теперь жить-то Солен? То людоеды в город врываются, теперь вот это! Что дальше? Мы уж думали, и до тебя нелюди добрались.

– Не, просто отравился.

– Ну, хоть что-то не ужасное. Страшно жить, Солен, ой страшно.

Трупов набралось семнадцать мешков. У Солена волосы на затылке зашевелились от осознания этого. Марта вцепилась в руку, лицо вытянулось, а глаза влажно блестят. Кирия мрачнее тучи, вызвалась помочь уложить мертвецов в грузовичок морга. После вернулась к Солену и сказала тихо: