– Это – мой шеф-повар. – Или даже:

– Это мой повар, М… В… Гена. – Шутка, конечно, Слава. Слава, так сказать всему, что он не готовит сам, но отдает тем не менее:

– Другим на съедение.

– Послушайте, Славик, – позвала Мотя, заметив через кухонный перископ его чуть насмешливые глазки, – кам хирэ, плииз.

Да таким голосом, как будто не наниматься пришла в посудомойщицы, как ташкентско-узбекский простой пролетариат с навыками приготовления мантов-пантов, а будто бы ее пришли снимать с работы ни за что, после пятилетнего здесь стажа, а она:

– Не хочет з ним раззтаваться. – Думает:

– Это, как их собственный-й! – Дом на Рублевке, или что у них есть еще там на Рижском шоссе с улицей Кой Кого в придачу.

Леди Грейс с воем сирены, заподозрившей, наконец, что Одиссей прорвался-таки через ограду города Царицына, бросилась почти в объятия иво почти брату со словами:

– Господин Склифосовский! – Они хочут наз охграбить.

Но услышала в ответ простое человеческое, нет не спасибо, да, и тем более, благодарю вас:

– Нет, – а:

– Да, всё уже согласовано на самом верху, – и тоже, как партийное приветствие, поднял вверх указательный палец.

– Да-а?

– Да.

Она хотела спросить про, каков будет их процент, но решила сразу взять быка, а точнее, козу за рога и в стойло, но только улыбнулась простой человеческой улыбкой, от которой не только Многие, но и Некоторые падали на колени с просьбой, отправить их или в Америку:

– Открывать ее, – или в Австралию, но уже только за тем, чтобы крикнуть, аж до самой Венеры, ползущей как муха по стеклу в Шапке Владимира Войнича, через всё Солнце:

– Я ни-че-го-не-зн-аю! – И на этом надо было закончить.

Но она тем не менее спросила:

– В нашем контракте уже записано, кто кого первым должен приветствовать?

– Вы меня спрашиваете? – Склифосовский хотел интуитивно уклониться от прямого ответа. Или, по крайней мере, оттянуть его развязку.

– Когда я снимал свой последний фильм Битва за русскую Трою город Царицын в 18-м году и даже чуть позже, – я объяснил это наступление-отступление, как:

– Компромиссум.

– К-как?

– Вот, пажалте взглянуть, – и Ми – почему-то некоторые близкие его так звали – вынул лист гербовой бумаги, – где вы сами запишите ваше решение. И кстати, вот черновик: – он вынул простой уже лист А4 – по понедельникам, средам и пятницам, вы отдаете ей честь, а по вторникам, четвергам и субботам:

– Вы ей.

– Опять я ей?

– Нет, конечно, а как раз наоборот.

– По воскресеньям, я так поняла, мы вынуждены будем заниматься одним из двух возможных единоборств?

– Борьбой или боксом, – умно вставила Мотя.

– Не обязательно, – сказал Ми, – вы можете просто не ходить в этот день в ресторан.

– Нет, мы лучше будем драться.

– Я согласна.

– Я тоже.

– У нас когда воскресенье? Завтра?

– Послезавтра.

– Ну, хорошо, я успею подготовиться.

– Я – нет.

– В этом нет ничего плохого, – сказала Леди Грейс, – я буду просто бить тебя, так сказать:

– Сдачи не надо.

– Спасибо, – сказала Мотя, – уж лучше вы полежите в это воскресенье дома. И провела – без приглашения – Переднюю Подножку в прямо заданном направлении, именно так, чтобы на первых порах не сломался ни один стол и не больше двух стульев.

Так и вышло. Грейс не сказала ни одного слова против, а только попросила Мотю сказать своё, и Мотя не растерялась, как артист, который всегда привык слушать суфлера:

– За вами остался ваш выстрел, миледи.

Вы всегда вольны применить его, или:

– Отказаться. – Это последнее слово было произнесено только про себя.

Медиум:

Тетя говорит своей собаке, которую иногда заменяет Германн:

– Кусай меня за пятку, – если я буду говорить не по существу.