Здесь произошла заминка: по сценарию, нести ее должны были шестеро мужчин, а всего в группе было только трое парней (вместе со мной). Я играл шамана: мне не полагалось нести «труп». Инсценировка рассыпалась на глазах: мы начали отпускать шуточки по поводу того, что девушки должны превратиться в мужчин, и так далее.

Вдруг мы услышали всхлип, затем второй. Обернувшись, мы увидели, что это был доктор Кастанеда. Он… плакал! Он не притворялся: слезы его были самыми настоящими! Мы испугались, что случилось что-то ужасное, и спросили его, в чем дело.

– Я подумал, – сдерживая рыдания, сказал он, – я подумал: что, если она действительно умерла?

То, как он произнес это, повергло нас в шок. Каждый из нас внезапно ощутил, что эта игра могла быть правдой, и тогда нам было бы не до шуток. Что, если бы в небольшом селении, совсем крохотной индейской деревне, где только двое мужчин и один шаман, умерла бы девушка? Я понял, что я здесь – главный: шаман распоряжается всем. Я показал на самых крепких девушек и сказал им, чтобы они взяли покойницу на свои плечи. Они послушались меня беспрекословно.

«Умершую» пронесли по аудитории и опустили в центре помещения. Место погребения, согласно ритуалу, определяет шаман; я расфокусировал взгляд и увидел, что «хоронить» ее в центре никак нельзя. Я велел нести ее в левый угол.

Краем глаза я увидел, что Кастанеда кивнул: место было выбрано правильно. Его помощницы снесли туда же и ворох соломы.

Девушку положили рядом с указанным местом, и я начал совершать ритуал. Одна из помощниц доктора стала отбивать ритм на бубне в такт моим движениям.

Когда все ритуальные жесты были исполнены, я запел древнюю молитву:

На место «дома смерти» по моему указанию накидали ракушек и камушков и покрыли это соломой. Я должен был положить на солому тело умершей. Согласно ритуалу, шаман должен пытаться несколько раз поднять тело, притворяясь, что оно слишком тяжелое для него.

Консуэло была миниатюрной, и я не сомневался, что мне придется именно притворяться. Однако когда я попытался поднять ее, она показалась мне такой тяжелой, будто тело ее было каменным. Я очень удивился и испугался.

Я стал делать попытку за попыткой – но мне действительно никак не удавалось поднять ее. Я так сосредоточился на этой задаче, что в какой-то миг ситуация для меня полностью изменилась: я осознал, что это – настоящая смерть, настоящие похороны. Осознал я это не умом, а телом, потому что мое живое тело не могло поднять другое, мертвое тело. Наконец мне это удалось (с превеликим трудом). Обливаясь потом, я бережно положил Консуэло на ложе из соломы и сказал, что «дом смерти» можно закрывать. Мы стали забрасывать девушку ворохами соломы и набросали целый холм. После этого под звуки бубна мы совершили последние ритуальные движения и возвратились к себе в «деревню».

Настроение у нас было подавленное, словно мы и в самом деле похоронили нашу близкую подругу. Особенно несладко было мне: я помнил, как тяжело мне было поднимать Консуэло: это действительно было нечто большее, чем игра.

Некоторое время мы провели в молчании. Затем Кастанеда подошел ко мне и сказал, что я, как шаман, должен «открыть» «дом смерти» и воскресить Консуэло.

– Ты – шаман, а значит, единственный, кто способен вывести душу из преисподней, – строго сказал он.

Я не знал, как это делается. Я просто подошел к соломенному холму и сказал, что открываю дом смерти, чтобы воскресить умершую. После этого я разбросал солому и помог Консуэло подняться. Несмотря на то, что наша игра закончилась вполне благополучно и умершая не умерла до конца, мы все никак не могли оправиться от этого тяжелого опыта.