Я складываю губы в трубочку и делаю глубокий выдох, чтобы успокоить дыхание, а глаза как-то непроизвольно сами поднимаются к потолку, в попытке остановить приближающиеся слёзы.

Люди облепили наш бокс, как мухи банку с вареньем. О боже, неужели им настолько любопытно посмотреть на чужую боль? И почему людей так привлекают чужие страдания...Их заинтересованные взгляды везде: на моём лице, на спине, на руках, на ребёнке...Будто ты подопытная крыса в новом эксперименте. Теперь я прекрасно понимаю бедных животных, запертых в зоопарках. Тебе даже убежать и спрятаться некуда, ты как на ладони у голодной публики, которой тебя всегда мало и хочется зрелищ...Я уверена, что если бы мы с девочкой стояли вот так вот еще час, большинству людей бы захотелось постучать пальцем по стеклу бокса с фразой: "Чего замерли? Подвигайтесь хотя бы немного! Я что зря пришёл сюда из другого зала?"

Да, здесь уже не только работники и учёные лаборатории. Видимо, кто-то успел разболтать на базе, что сумасшедшая жена начальника пошла напролом и забралась в бокс без костюма...Мда...Представляю, какой это вызвало ажиотаж...Бегом сюда бежали, наверное!

Хочу спрятать этого ребёнка от всех этих жаждущих глаз. Если бы мне было больно и страшно, я бы точно не хотела, чтобы меня разглядывали и капали заинтересованной слюной.

Всё это время я глажу девочку по плечам, по спине и голове...Медленные и мягкие движения. Я не решаюсь ни присесть на корточки, чтобы взглянуть девочке в лицо, ни начать с ней говорить. Я просто боюсь ее спугнуть малейшим движением или словом. "Поплачь моя милая, поплачь...Боль нужно выпустить из себя через слёзы, и тебе точно станет лучше. Не нужно всё держать в себе...", - думаю я, пропуская её спутавшиеся волосы сквозь свои пальцы.

Мало-помалу девочка начинает затихать, хотя её плечики всё равно продолжают вздрагивать.

Поворачиваю голову и смотрю на Мажиса, который судя по двигающимся губам, что-то яростно говорит, размахивая руками и обращаясь к людям. Почему я его не слышу? Перевожу взгляды на лица людей и замечаю, что их губы тоже шевелятся. Точно...Видимо в боксе можно включить звукоизоляцию. Теперь понять, почему вокруг такая гробовая тишина. Наверное, Геппер включил её, чтобы не пугать ребёнка посторонними шумами. Как предусмотрительно...

Люди начинают расходиться, продолжая беззвучно открывать рты, как рыбы. Что происходит? Наверное, мой муж их разгоняет...Наконец-то! Дорогой мой, словами не описать, как я тебе благодарна!

Мои руки уже автоматически гладят спину девочки, пока я радуюсь тому, что люди уходят. Весь это процесс занимает буквально секунд десять. Опускаю глаза опять на девочку и мои внутренности будто обливает ледяной водой, потому что я врезаюсь взглядом в два покрасневших глаза, которые не отрываясь вглядываются в моё лицо.

Боже, как же я испугалась! Видимо, девочка только-только приподняла голову вверх, а я и не заметила, настолько сильно увлеклась происходящим снаружи.

Её глаза...Это точно глаза ребёнка? Взгляд такой пристальный и оценивающий...Как у взрослого человека, который прожил тяжёлую жизнь...

К счастью, девочка уже перестала плакать, и только немного шмыгает носом. Но вгляда от меня всё равно не отводит. Неужели совсем меня не боится...?

А я? А я её боюсь или нет?

Мой испуг постепенно проходит и, как-то автоматически, у меня вырывается:

-Привет...

Девочка облизывает языком потрескавшиеся губы, и, под мой удивленный взгляд, открывает рот и говорит:

-Он...Пло...хой...

Её голос тонкий и тихий, но я её хорошо услышала. Она правда знает человеческую речь! Правда говорит с остановками в словах, будто ей это тяжело даётся, или она очень давно не говорила и уже забыла, как это делается.