– Привет, Тулин. Немного. Дождь, видишь, с нами шутки шутит, к тому же с момента убийства уже прошло несколько часов.

– Кстати, о времени убийства что-нибудь известно?

– Пока нет. Судмедэксперт вот-вот подъедет. Но могу сказать, что дождь начался незадолго до полуночи; думаю, тогда-то все и произошло. Если следы и оставались на территории, то теперь все они смыты напрочь. Хотя мы, конечно, продолжим поиски… Хочешь на нее посмотреть?

– Да, благодарю.

Безжизненное тело в сидячей позе на траве, скрытое наброшенной на него криминалистами белой пластиковой простыней, прислонено к одной из двух стоек, поддерживающих крышу домика для игр. А вокруг картина вполне себе благостная, с красными и желтыми листьями вьющихся растений и кустарников на заднем плане. Генц осторожным движением убирает белый пластиковый покров, открывая глазу труп женщины. Она сидит скрючившись, точно тряпичная кукла. На ней только трусы и женская сорочка, когда-то бывшая бежевого цвета; все насквозь мокрое от дождя и в многочисленных пятнах алой крови. Тулин подходит ближе и садится на корточки, чтобы лучше рассмотреть тело. Лицо Лауры Кьер обмотано особой прочности черным тейпом. Лента врезалась в застывший открытый рот и скрывает затылок с мокрыми рыжими волосами. Один глаз у нее выбит, так что можно заглянуть глубоко в глазную впадину, а другой слепо глядит прямо перед собой. На синеватой коже бесчисленное количество порезов, рваных ран и следов от ударов. Ступни ног у нее тоже разодраны в кровь. Кисти рук, связанных крепким скотчем в районе запястий, зарылись под небольшую кучку опавшей листвы у нее перед коленями. Тулин понадобилось лишь раз взглянуть на тело жертвы, чтобы понять, почему сплоховал пожилой полицейский. Хотя обычно вид мертвецов особого неприятия у нее не вызывает. Работа в убойном отделе не предполагает эмоциональное отношение к смерти, а если кто не в силах обойтись без излишних проявлений чувств, то ему лучше сменить профессию. Но справедливости ради надо сказать, что Тулин никогда прежде не доводилось видеть труп человека, изуродованного до такой степени, как эта прислоненная к стойке домика для игр женщина.

– Ты, конечно, еще будешь говорить с судебным медиком, но, по-моему, если судить по некоторым ранам, в какой-то момент она попыталась убежать от преступника между деревьев. То ли прочь от дома, то ли, наоборот, в дом. Но тьма стояла кромешная, а она была сильно ослаблена после ампутации, что наверняка случилось до того, как ее в конце концов усадили возле игрового домика.

– Какой такой ампутации?

– Подержи-ка это…

Генц рассеянно передал ей большую фотокамеру с блицем, подошел к самому трупу, присел на корточки и, пользуясь своим цилиндрическим фонариком, как рычагом, приподнял связанные руки женщины. Труп уже окоченел, застывшие руки механически поддались движению Генца, и Найя увидела, что правая кисть Лауры Кьер на самом деле не была скрыта опавшей листвой, как она сперва подумала. Нет, кисть была отчленена от предплечья чуть ниже запястья, где из неровной чудовищной раны торчали концы отрезанных косточек и сухожилий.

– На данный момент мы предполагаем, что это случилось здесь, на площадке, потому что ни в гараже, ни в доме следов крови не обнаружено. Я, разумеется, попросил моих людей внимательно осмотреть гараж на предмет нахождения там клейкой ленты, садовых и прочих инструментов, но пока что никаких результатов нет. Ну и, как это ни удивительно, кисть мы пока тоже нигде не нашли, хотя поиски не прекращаем.

– А не могла ее утащить какая-нибудь собака? – спросил пробравшийся через сад и живую изгородь Хесс. Поеживаясь на дожде, он быстро осмотрелся, а Генц с изумлением уставился на него.