Я зашла, котомку свою к груди прижимая, трепетно было, боязно, словно во сне очутилась. А на столе вмиг молоко в кувшине оказалось – еще теплое, с пенкой, нашлись тут и каравай маковый, и пироги – рыбный и ягодный, и каша на меду. Я и не думала, что так голодна, пока все это не увидала. Котомку на лавку положила и, прежде чем самой за стол сесть, Кузьме да Федюньке молока отлила, пирога отломила.

– Понятливая девка твоя, уживемся, – довольно сказал местный домовик и улыбнулся широко, отчего еще больше на кота стал похож.

Хорошо здесь, уютно – травы сухие к подволоке привязаны. Мелисса, мята, полынь – горьковатый запах, но приятный. Видать, нечисть шалит, вот и метелки трав сухих тут оберегами и развешены. Я сначала не заметила, а над окошками тоже веночки – ромашка, горицвет, одолень-трава, крапива, веточки ивы, осины, березовые сухие сережки, и кажется – никогда с запахом этим травяным лето не закончится, даже зимою снежной будет пахнуть здесь лесом да лугом. Хорошо, что мой капризный домовик злиться перестал – я с радостью смотрела, как они с рыжим Федюнькой уплетают пирог, обсуждая привычные им заботы да хлопоты.

– Навьи тут не ходють? – серьезно вопрошал Кузьма, попивая молоко. – У нас всяко бывало – на мельнице, поди, жили… места там гиблые были, погост недалече.

– Того года упырь явился неупокоенный – кажуть, ученики черных колдунов постарались. У них занятия были, а двери на проклятый погост, куда их водють мертвяков воскрешать, кто-то приоткрытыми оставил. Так вот… Приполз с кладовища этот мертвяк, переполошил мне чародеек да травниц – они-то с Навью дел не имеют! Но быстро угомонили умертвие, и часу не прошло. У нас тут сильный колдун один имеется – вот он за такими вещами следкует. Кащеем Бессмертным его кличуть…

Тут Федюнька ко мне повернулся.

– Это он у меня наставником будет? – догадалась я. Как подумаю, что с Навью теперь постоянно соприкасаться придется, так и тошно становится, даже горница эта светлая не в радость.

– Ты, девка, не боись, он хоть и колдун, а все ж справедливый, иначе Василиса его бы не покликала сюда. Она, знать, обо всех печется, всех бережет. Она волшебство сохранить хочет, а что не только светлое оно, про то знаешь? То-то же, ведьмарки да чаровники темные тоже нужны миру явьему. Тьма да свет – вместе быть должно им, иначе беды великие в мир людей придут… Но ты про то все узнаешь еще, а пока отдыхай, отдыхай, красава… Завтра тяжкий день.

Под тихое бормотанье домовиков я и заснула. И впервые за долгое время мне омуты черные да дочки водяного не снились. Впервые спокойно я спала, как в детстве.

В опочивальню свою, что в горнице была расположена, я все едино с опаской заходила, хоть Федюнька, домовик местный, мне и показал хоромины – слишком все вокруг было красиво да богато. Из широких окон сосновый бор на холме виднелся – просторно, вольготно, любила я и прежде на лес смотреть, на поляны дикотравные. Чую, хорошо будет здесь жить. А сундуков сколько стоит, ларей – у меня и пожитков-то нет столько.

– Еще бы не хорошо, я как порядок наведу-то, то добре все будет… – послышался скрипучий голосок из-за столба резного, который высился посреди комнаты, изукрашенный росписью аляповатой. И тут же мой домовой вышел на свет белый. – Хозяйка, ты не забудь, этого дня тебе идти в тот терем, где Василиса собирает всех отроков, – будут наставники ваши там…

– А женка твоя где? – Я про наставников своих и думать боялась. Ну кто хороший может обучать черному чародейству? Колдовство, волхвование да заклинание умерших – вот куда меня Василиса после испытания Навью отправила. Говорила, мол, тот, кто смог царство мертвых пройти да живым вернуться, тому прямая дороженька к Кащею Бессмертному да Марье Моревне…