– Эй, хорош! – взвизгнула студентка, но её уже никто не слушал. Антон покачнулся от удара: всё-таки сильно ткнули. Размахнулся и ударил кулаком, целя в подбородок Бони с ножом. Попал, но как-то вяло, тот дёрнулся и устоял на ногах. Второй, так и оставшийся безымянным, бил сильнее и точнее Мякиша. Хлёсткая серия ударов, полёт через чемодан рыбака и закономерное приземление в углу узкого, но непривычно длинного тамбура, у второй двери.
– Сявка, – буркнул победитель, подскочил и наклонился над павшим героем, расстёгивая ему длинную «молнию». – Я, Боня, куртец возьму, а тебе сумка.
С неожиданной ловкостью он стянул с лежащего Мякиша кожанку, пока тот приходил в себя. Пучеглазый тем временем подхватил сумку. Поезд уже скрипел вовсю, он почти остановился. Одна надежда, что проводница выйдет открывать двери, полицию вызовет.
Эти мысли снулыми рыбами шевелились в голове Антона. Сил драться дальше не было. И холодно было без куртки, очень холодно.
Бандит напялил куртку – его куртку! – поверх спортивного костюма, сразу став похожим на одного из клонированных героев девяностых. Тогда их полные рынки были, а потом куда-то делись.
– Чё там в сумке, Боня?
– Барахло! – тот даже не стал брать её с собой, просто высыпал на пол тамбура кучу небогатых пожитков Мякиша и пошевелил ногой. – Носки-трусы-говно.
Антон с трудом поднялся, опираясь на дрожащую стену, сделал шаг. Потом другой. Заметно штормило, но и остаться без документов, денег, и – почему-то это казалось главным – заветного билетика, который надо отдать тёте Марте – никак. Вообще, никак.
– Паспорт отдай, урод! – проскрипел он. – Хрен с ней, с курткой.
Заполучивший его одежду бандит коротко зло рассмеялся, но не тронулся с места, а вот пучеглазый, обиженный отсутствием добычи, подскочил и ударил ножом в ничем теперь не прикрытый живот. Мякиш вздрогнул. Сразу стало горячо, клинок хоть и узкий, но угодил глубоко. Сердце забилось быстрее, по животу раскалённой струйкой текла кровь.
– Понял, дядя?
Поезд остановился, но двери распахнулись сами, без всякой проводницы и надежд на полицию. Да и кому бы она сейчас помогла, это полиция: Мякиш терял сознание, но не разом, а словно слой за слоем опускаясь в бездну, в марево. Он оттолкнулся рукой от стены тамбура, открыл рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого харкнул кровью.
Потом качнулся и упал на спину, вниз головой вылетая из раскрытой двери. Кто-то крикнул вслед нечто визгливым голосом, но он уже не разобрал ни слова. Бездна поглотила его целиком, смяла и съела.
Тик-так.
Тик…
Интернат
1
…так.
Не было ничего, только темнота вокруг, окутывающая, ватная. Темнота – и искры в ней, словно некто невидимый усердно точил ножи о свистящий от натуги раскрученный камень. Его тонкое гудение Мякиш тоже слышал, но иногда. Казалось, уши то закладывает, как при резкой посадке самолёта, то отпускает, позволяя уловить фрагменты звуков.
Он почувствовал, что падает, но полёт вниз был недолгим. Мягко плюхнулся куда-то и остался лежать, приходя в себя, ощупывая онемевшими руками сперва голову – вроде бы на месте; затем провёл рукой по лицу – тоже есть, вот оно. Непривычно гладкие щёки, нос не сломан, пушистые ресницы шевельнулись под пальцами как пойманная бабочка.
– И… – тонким голосом произнёс Мякиш и замолчал.
Искры в темноте вспыхнули последний раз и погасли. Гудение точильного камня не затихло полностью, но заметно удалилось, перемещаясь где-то по краю слуха.
– И что? – наконец-то сказал он, вновь неприятно поразившись тембру.
Голос был не его. Тонкий, мальчишеский, да ещё срывающийся, будто перед этим пришлось пробежать с километр. Руки между тем ощупали плечи, почему-то очень худые, с торчащими из-под кожи валиками костей, перекладины ключиц.