– Помню, об этом сообщали в «Стандард», – ответила мисс Лэнгтон. – Но я ничего не читала.

– Целомудренное создание! – воскликнула мисс Ли с легкой улыбкой. – Обычный англичанин не смог бы сохранить уважение к титулованным особам, если бы репортажи о бракоразводных процессах не позволяли ему периодически заглядывать в их частную жизнь… В любом случае от обвинений, которые выдвигали друг против друга лорд и леди Визард, волосы очередного сельского главы семейства тут же вставали дыбом.

Мисс Ли сделала паузу, а потом со спокойной решительностью, как будто посвятила размышлению над этим вопросом массу времени и тщательно все взвесила, продолжила:

– Развод, как вы знаете, может идти по одному из двух сценариев. Достойно – это когда обе стороны равнодушны или напуганы, и произносится лишь то, что необходимо, во избежание последующего вмешательства этого нелепого господина – адвоката по делам короны. И недостойно – когда в жажде облить грязью человека, которого когда-то торжественно клялись любить до конца дней, разводящиеся приходят к мысли, что им все равно, сколько помоев выльется на них самих. Леди Визард почитала за правило презирать своих мужей и второго ненавидела гораздо больше, чем первого, поскольку ему не хватило приличия умереть через четыре года после свадьбы. Его скупость, скверный характер, несдержанность проявились и при разводе: он привел слуг и заставил дать показания о весьма интимных привычках жены, предоставил перехваченные письма и вызвал в суд торговцев, которые выставляли ему счета за наряды и драгоценности жены. Лорд Визард нанял умнейших уголовных юристов того времени, и на протяжении двух дней его супруга с удивительной сообразительностью, смелостью и находчивостью терпела перекрестный допрос, который сокрушил бы женщину более слабую. Отчасти потому, что она блестяще выдержала схватку, отчасти потому, что с трудом верилось, будто столь изумительное создание могло совершить мерзкие поступки, которые ей приписывал муж, но в большей степени потому, что, казалось, у судей не осталось иного выбора, кроме как признать выдвинутые обвинения недоказанными. И леди Визард в некотором смысле осталась хозяйкой положения. Об остальном сами можете догадаться.

– Нет, не могу, Мэри. Продолжайте.

– До Бэзила не долетело ни слова о готовящемся разбирательстве, и он впервые узнал о деле из утренней газеты, которую просматривал за яичницей с беконом. Он не верил своим глазам, и, пока читал статью, его скептицизм сменился испугом, а потом и ужасом. Новости изумили и подавили его. Он вспомнил о сотне мелочей, которым, замечая, не придавал значения, и понял, что его мать ничуть не лучше раскрашенной проститутки, продающей свое тело за пятифунтовую банкноту.

– Но откуда все это знаете вы, Мэри? – с сомнением в голосе спросила Белла. – Вы ведь ничего не придумываете?

– Я читала газеты, – ответила мисс Ли несколько резковато. – Многое мне сообщил Фрэнк, а здравый смысл подсказал остальное. Я смею думать, что отчасти разбираюсь в человеческой натуре, и если Бэзил и не чувствовал всего этого, то должен был. Но я никогда не закончу рассказ, если вы и дальше будете меня перебивать.

– Прошу прощения, – смиренно произнесла Белла. – Умоляю, продолжайте.

– Фрэнк, как вы знаете, немного старше Бэзила, он в то время учился в Оксфорде на бакалавра медицины. Он обнаружил, что бедный мальчик подавлен, охвачен стыдом и мечется как загнанный зверек, который пытается скрыться от посторонних глаз. Но Фрэнк сделан из другого теста – он намного тверже, и ему удалось убедить друга вести себя так, словно ничего не случилось, и даже ужинать в общем зале, как обычно. То, что для одного было не очень сложно, для другого казалось невыносимым. Бэзил воображал, что все таращатся на него, словно на нем надето что-то грязное. Он часто хвалился своей чудесной родительницей и полагал, что теперь все его слова с презрением передаются из уст в уста. Газеты сообщали читателям о продолжении этой поучительной истории, свидетели смаковали позорные подробности, а Бэзил, измученный и потерявший сон, не мог скрыть своих страданий. Фрэнк поставил перед ним мучительную задачу, которая оказалась выше его сил, и, не сказав никому ни слова, он сбежал в Лондон. После суда он отправился навестить леди Визард, и что случилось потом, я не знаю. Он никогда больше не возвращался в Оксфорд. В то время как раз шел набор в Имперский йоменский полк, и Бэзил, случайно проходя по Сент-Джеймскому парку, увидел, как мужчины тренируются. Он жаждал уехать из Англии, где, как ему казалось, все презирали его, и тут ему представилась такая возможность: он записался в ряды добровольцев и через месяц поплыл на корабле в Южную Африку.