– Еще до своего рождения я была обещана Черным богиням…

Еще до своего рождения я была обещана Черным богиням: вторая жена Владетеля Соколиного приюта долго не могла выносить ребенка и, в конце концов, поклялась отдать родившегося живым служению древним силам. Но моя мать умерла в родах, а отец осмелился нарушить клятву, оставив меня при себе. Хотя он был одинаково суров и со мной, и со сводной сестрой Бейги, я знала, что он любит меня. Но иногда озадачивал его взгляд – смесь боли и затаенного страха (боги коварны, злопамятны и не терпят, когда их обманывают). Говорят, я как две капли воды походила на мать: те же странные серые, даже с голубизной волосы, те же темно-синие глаза, те же резкие черты лица.

Если Бейги проводила время в обществе сверстников, наследников благородных Владетелей, то меня очень редко отпускали за пределы наших земель. Целыми днями я рылась в пыльных забытых манускриптах, обследовала огромный замок, да носилась с ордой таких же полудиких детей по нашим владениям, осваивая искусство соколиной охоты. Но мне нравилась такая жизнь, где существовал лишь один запрет – приближаться к древнему святилищу Богинь на северной границе наших земель. Я не слышала шепота и пересудов за спиной, не замечала, что люди избегают моего взгляда, разговора со мной. Теперь-то я понимаю – они боялись нависшего надо мной проклятья.

Видимо, отец надеялся, что его дочь минует долг клятвы. Но едва мне исполнилось десять лет, случилось то, что должно было случиться. В один из своих первых женских дней я проснулась на лесной поляне вдалеке от замка. Когда растерянная, мокрая от росы, в одной рубашке, я вернулась домой, где уже поднялся переполох, и объяснила, что не знаю, как очутилась в лесу, то увидела, как помертвело лицо отца, услышала, какая тишина повисла под высокими сводами.

Не объясняя причины, отец приказал на дверях моей спальни укрепить тяжелые засовы, на окнах – крепкие ставни. Все было напрасно – замки, часовые, заговоры. Утро за утром я просыпалась в лесу, не помня, что со мной было. На пятый день, открыв глаза, я увидела рядом отца – на его лице, измученном бессонной ночью и страхом, лежала печать обреченности. В руках его был меч.

– Отец! – воскликнула я, смеясь и радуясь. – Как ты нашел меня?

– Я шел по твоим следам.

Он попытался уклониться от моих объятий, но руки его дрогнули, выронили меч, и он больно прижал меня к себе, хрипло шепча:

– Ты моя дочь… дочь… Я не отдам… никому тебя не отдам…

Трава вокруг была примята, а на ветках кустарника блестели клочки голубоватой шерсти: когда я коснулась их, они растаяли, как клочья тумана в ясное утро.

– Что это?

– Наваждение, – ответил отец и, крепко взяв меня за руку, повел домой.

Вскоре в замок приехала сестра отца. Зная, что тетка меня недолюбливает, я старалась не попадаться ей на глаза, а отрывок того странного разговора услышала совершенно случайно.

– …многие дети ходят во сне…

У тетки был властный, не терпящий возражения голос:

– Оставь! Ты знаешь, в чем дело! Поговаривают, появился невиданный в здешних краях зверь – голубая пантера. Она ходит по ночным улицам и заглядывает в окна. У нее синие глаза.

– Да, у нее синие глаза.

– Ты… ты видел ее?

– Да. Я ее видел. Она купалась в лунном свете и играла с сухими листьями, как с бабочками…

– А потом?

– Я пошел по ее следам.

– И что же?

– Я нашел свою дочь.

Пауза.

– Пока она молода, и они владеют ею лишь в женские дни, – произнес бесстрастный голос тетки, – что будет, когда она войдет в силу? Не лучше ли вернуть то, что принадлежит богам?

– Пусть она не такая, как другие, – тяжело сказал отец, – но она моя дочь. Ни она, ни я не давали клятвы.