Вдалеке послышались голоса – местные женщины вышли на жатву. Я, недолго думая, сорвал несколько колосков и спрятал их за пазуху. Руки сильно чесались. Вероятно те бабочки, которых мы с Вераком согнали с поклажи, были ядовитыми. У моего друга тоже начиналась чесотка. Я дал команду пригнуться, и мы все в полусогнутом положении стали продвигаться через поле. Через некоторое время трава стала выше, можно было свободно идти сквозь нее незамеченными. Только теперь не было видно дороги, и мы несколько потеряли направление, заплутав в пахучем лабиринте.

Лишь к ночи нам удалось выйти из бесконечных зарослей. И тут судьба сделала подарок. Мы вышли прямо к реке. Мучимые жаждой уже несколько дней, наши разумы едва понимали, что делают. Забыв все предосторожности, кинулись мы к живительной воде. Она оказалась дивно прохладной. Зудевшие руки с благодарностью принимали облегчение.

Вдоволь напившись, все сели на берегу, и жизнь стала казаться легкой. Но голод все же брал свое. Сначала попробовали пожевать сиреневые колоски, но они оказались горькими. Это было все равно, что жевать любую несъедобную траву. Тогда Лиид вяло предложила отведать корни этих растений. Она объяснила, что у них едят корни камышей, точнее, делают из них муку.

Корневища действительно оказались съедобными, с выраженным крахмальным привкусом. Съев с десяток корешков, наш отряд отправился вниз по реке, в надежде увидеть берег моря. Люди плыли, а тархе сидела верхом на мне, потому что мы боялись, что если она повиснет огоньком, нас могут легко обнаружить.

Плыть по течению было легко. Несколько раз я как-будто задевал что-то ногой, но это, вероятно, были местные рыбы. От реки поднимался легкий пар, который стлался низко вдоль воды, ложась сгустками в корягах, преданно охранявших эти воды. Высоко в небе светили чужие звезды. Справа открылась песчаная отмель, окаймленная густой порослью.

Внезапно впереди что-то показалось. Тихо толкнув остальных, я кивнул сперва на приближавшийся объект, потом на берег. Все молча вылезли из воды и присели в зарослях произраставших на берегу кустарников.

Объект, плывущий вдоль течения, оказался лодкой. В ней сидели трое рослых мужчин. Двое гребли, а третий всматривался в темную даль. У меня начали снова зудеть руки, и я с ужасом обнаружил, что с них стала сходить кожа.

Внезапно тот, кто был на корме, подал знак, и гребцы остановились. Потом они так же в молчании приблизились к нашему берегу. Мокрые, мы боялись пошевелиться. Подул ветер, и сделалось очень холодно. Мужчины, тем временем, вылезли на песчаную отмель, привязав лодку к покрытой лишаем коряге, торчавшей из кустов. Ветер относил их слова в сторону, и не было слышно, что они говорили. Но вскоре загорелся приветливо костер, и раздался дивный запах жареной рыбы. Мы были очень голодными, но высовываться было слишком рискованно – это могли быть наши преследователи или еще какие-нибудь местные разбойники, а мы были слишком слабы, чтобы сражаться. Поэтому оставалось только сидеть мучимыми завистью к ужинавшим с осознанием собственной беспомощности. Я, признаться, в тот момент чувствовал себя особо несчастным. Мне было очень жалко себя и своих товарищей, которые старательно отворачивались от людей на берегу.

Наконец, трапеза была завершена, и незваные гости встали. Один из них сначала хотел забросать костер песком, но потом внезапно остановился. Он что-то сказал своим товарищам, и те подошли к нему. Вместе стали они двигаться в нашу сторону. Ошибки быть не могло, наши следы были обнаружены. Убежать по острым густым зарослям, которые сейчас служили укрытием, представлялось невозможным. И я видел только один выход – внезапно атаковать.