«Утром, когда первые лучи солнца забрались в жилище, окрасив чешую на стенах и потолке в нежно розовый цвет, Лидия проснулась. В дальнем углу помещения спала тархе Васта. Кроме них двоих в хижине никого не было. Огонь в очаге погас, от углей поднимался дымок. Девочка стала усердно дуть, и, вместе с копотью, которая разлеталась с каждым выдохом в разные стороны, вверх поднялся язычок пламени. Рядом лежали аккуратной стопкой сложенные дрова, которые хозяйка, видимо, специально оставила для гостьи. Это были можжевеловые тонкие стволы. При прикосновении, они издавали приятный аромат, который бодрил тело и дух, оставляя на языке сладковатое послевкусие. Вскоре жилище наполнилась теплом очага и запахом смолы».

«Вдруг тархе вздрогнула и открыла глаза. Затем она вылезла из вороха камыша, в котором спала, и тут же принялась мести пол опрятной связкой персиковых прутиков. Ее хвост волочился по земле, перемещаясь в такт то влево, то вправо. Затем, она принялась готовить завтрак».

«Когда от котелка повалил пар с вкуснейшим ароматом, снаружи донесся протяжный свист. Первой на него откликнулась Васта. Она метнулась к выходу. Лидия выскочила из хижины второй. Чуть ниже, на небольшой платформе, образовавшейся правее на склоне той же скалы, где находились сейчас они, стояла ведунья, – хозяйка жилища. Она издала длинный мелодичный свист, эхом завибрировавший воздухе. И только тут девочка заметила корабль с грязно-белыми чешуйчатыми парусами, покрытый гладким серебристым металлом, который входил в бухту между скал, оставляя за собой длинный пенный след. Она раньше никогда не видела таких кораблей, только маленькие лодки, в которых рыбаки из ее села сплавлялись вниз по течению в поисках улова, да еще деревянные корабли, которые несколько раз проплывали по их реке. А этот корабль был другим, гораздо больше. Корпус судна словно поддерживался снизу гигантскими пустыми металлическими бочками. На его корме красовалась странная бронзовая фигура женщины в одеянии, спускавшимся складками до самой воды. Она поднимала одну руку со стрелой вверх, а другую выставляла перед собой так, словно пыталась остановить накатывавшие на нее волны. С корабля донесся ответный свист, и старушка удовлетворенно кивнула головой. Потом она стала спускаться вниз по скале, покуда не оказалась у самой воды. Из трюма, тем временем, полным ходом выгружали какие-то мешки и бочки. Часть экипажа понесла пустые бочонки вглубь плато по секретной тропинке, по которой вчера шла сама Лидия».

«Старая колдунья, тем временем, уже разговаривала с капитаном. Казалось, что они давно знали друг друга. Медленно поднимались они по склону и вот уже стояли перед входом в хижину».

«Капитан был немолодым мужчиной крепкого телосложения. Его черные с проседью волосы были собраны в высокий пучок. Он был одет в странную одежду алого цвета. Через плечо на нем болталась коричневая полосатая шкура, которая была стянута на бедре золотой пряжкой в виде крачки[2]. В обоих ушах были серьги с непонятными узорами. Под правой рукой расположился железный клинок, инкрустированный малахитами и аметистами. За спиной человека висел увесистый бурдюк».

««Проходи, Дагон, внутрь, и я тебе покажу, что у меня есть нового» – продолжила видимо начатый ранее разговор женщина. Она махнула рукой девочке, и та зашла вслед за гостем.

В руках у старухи непонятным образом оказался запотевший кувшин с водой. Она налила оттуда гостью воды, и тот выпил все залпом. «Вкуснее твоей воды, Иверия, я ничего не пил!» – воскликнул он, после чего довольно устроился рядом с очагом. Колдунья, тем временем, доставала самые разные предметы, которые хранились за циновками в специальных деревянных нишах под потолком. Что это были за штуки я, признаться, позабыла, уж больно сложные они были» – сказала Шуе и затихла, растерянно подняв седые брови с хитро поблескивавшими из-под них глазами. Слышно было как жужжит отогретая теплом огня муха. Она сонно ползла по бычьему пузырю, натянутому на окно.