– А ты не мог бы обернуть меня и не возвращать? Оставить меня там, в будущем?

Старик усмехнулся.

– Это смотря, что ты считаешь собой. Когда я оборачивал тебя назад, тело вращалось здесь, в этой комнате. В прошлом было только твое сознание, и им ты воспринимала происходящее там. Если же я оберну тебя вперед, то в будущем у тебя еще не будет тела. Оно останется со мной. Твое сознание может создать новое, фантомное тело, и следовать ему по привычке, чтобы было с чем ассоциироваться. А может, и нет. Это уже зависит от сознания. В любом случае твоего родного тела при тебе уже не будет.

Я улыбнулась.

– Это не имеет значения. Я не боюсь.

Рисунок на стене зримо кивнул.

– Есть еще один нюанс, – сказал он.

Я наклонила голову набок.

– х 

– Будущее – это не прямая дорога. Оно не предопределено. Так же не предопределено и прошлое, но оно привязано к воспоминаниям, и сознание воссоздает его соответствующе. Однако чем дальше ты уходишь в прошлое, чем меньше ты помнишь из прошлого, тем больше у тебя возможностей все там изменить. Будущее же особенно туманно. О нем еще нет воспоминаний, а значит, оно может быть чем угодно. При регулярном течении оборотов сознание выбирает происходящее согласно настроению и ожиданиям, которые имеет насчет грядущего. По идее, на большой скорости у сознания не будет возможности сформулировать четкое будущее, и оно будет быстро развивать линию пути согласно мгновенным колыханиям мысли. Оно даже будет вынуждено формировать будущее из тех мыслей, которые ты еще не думала, но, может быть, подумаешь, набирая их случайным образом из вероятностей. В итоге ты окажешься в крайне непредсказуемом будущем. Возможно, не самом приятном. Хотя не исключено и обратное. Это как прыжок в черную яму в надежде, что тебя ждет мягкое дно. А ведь там могут быть и колья.

Я нагнулась и подобрала с пола глиняную тарелку.

– Знаешь, старик, – сказала я, глядя в тарелку как в зеркало, – на тебя посмотреть, так и неизвестно, что страшнее: прыгнуть в эту яму или стоять у нее, взвешивая за и против.

Линии на стене проступили отчетливее, изображение старика стало почти трехмерным.

– Ты мне нравишься, девочка. В тебе есть то, что я потерял давным-давно. Жажда продолжать. Это все же важнее, чем любое тело.

– Мне ничего не остается, – ответила я.

– Как скажешь. Я оберну тебя вперед. Если что, я пригляжу за твоим телом тут. На случай, если решишь заглянуть.

Я улыбнулась и закрыла глаза. Я была совершенно спокойна.

Комната начала вращаться, и передо мной замелькали бессмысленные картинки.

– Может быть, тебе стоит запустить тот пылающий шар? Вдруг что случится! – выкрикнула я вслед настоящему, что быстро оборачивалось прошлым, разматываясь как клубок, ускользая.

Наконец бредовая карусель достигла пика и щелкнула, перенося меня в.

– Я смотрела сквозь ее глаза, вовлеченная в ее сознание, вместе, но все же раздельно. Я видела ее мысли. Они текли, мутно журча. Я была погружена в них, как в реку. Чувствовала каждый ее отсвет, каждую идею. Я знала, что могу повлиять на нее, если захочу, потому что она – это тоже я. Другая я. Может быть, та я, что видит наводящие сны. Я могла вписывать свои слова в ее разум так, что она не замечала подмены-

Тени бормотали по углам. Комната тепло дышала, как покрытая мхом внутренняя стенка живота. Происходящее обволакивало. Я лежала на спине, на мягком полу, с полуприкрытыми; дремотно. Янтарное освещение щекотно подрагивало пламенем свечи. Свеча отражалась в овальном зеркале на стене. Больше ничего в комнате не было. Только я, зеркало, свеча и тени.