На способ мщения Эльдара натолкнуло имя обидчицы, да и фамилия была хороша. Он взял топор, засунул в мешок, запасся драным черным чулком и заявился к злосчастной Алене Ивановне. Та жила в допотопном деревянном доме с печным отоплением. Испытывая высокое эстетическое наслаждение и с трудом сдерживая душивший его хохот, Эльдар постучал в дверь:

– Телеграмма.

Не ожидавшая подвоха, продавщица впустила лжепочтальона с топором и чулком на голове. От ужаса она села на пол и зачем-то схватила сапожную щетку.

– Принеси таз! – рявкнул Эльдар.

Алена Ивановна на карачках, не выпуская из рук сапожной щетки, отправилась в ванную, достала с антресоли таз, опять стала на четвереньки и выползла в прихожую.

– Поставь сюда, – Эльдар показал на пол возле трюмо, – а сама влезай на тумбу, чтоб голова точно над ним свисала. Ишь, грязищу развела! Упадет башка на пол – вся вымажется, кто мне за нее потом настоящую цену даст? – Он потряс мешком под носом Алены Ивановны. Она в полном оцепенении забралась на эшафот.

– Закрывай глаза и считай до десяти. – Эльдар стащил чулок и, пряча топор в мешок, стал тихонько, чтоб продавщица не услышала, открывать дверь. Ее вывернуло в таз. Назаров сам почувствовал, что его тошнит. На него накатил легкий приступ ужаса. Толком не затолкав топор на место, он шагнул за порог. За дверью стоял участковый, живший в соседнем подъезде.

Милиционера вызвала древняя, почти выжившая из ума старушка – соседка продавщицы, часто биваемая последней за нездоровое пристрастие к подглядыванию, подслушиванию и написанию доносов. Эльдар загремел на четыре года за злостное хулиганство.

В зоне ему повезло – повстречал земляка со своей улицы, совершавшего уже третью ходку, нашлись общие знакомые, вор взял парня к себе в «семью». Татуировку Эльдару он и сделал, вообще он делал их всем желающим, был настоящий ас.

…Боцман принес себе табуретку, расстелил на ней газету, выставил бутылку «Финляндии», стопку, луковицу, половину ржаной буханки, насыпал соли, начал нарезать колбасу. Нож не желал слушаться его, старику приходилось прикладывать видимые усилия, чтобы совладать с норовистым инструментом. Тем не менее в действиях чувствовалась размеренность и основательность, не свойственная беспробудным запойным пьяницам и окончательно спившимся забулдыгам. Эльдар прекрасно понимал язык ритуальных, наполовину неосознанных жестов, сопровождающих столь интимный процесс, как свидание с бутылкой.

– Про тебя можно научный трактат писать: «Традиционные и современные способы употребления водки в России».

Но Боцман тут же разрушил атмосферу таинства: сорвал пробку, плеснул в стопку граммов пятьдесят и, скривившись, проглотил залпом. Постепенно старик расправил плечи, ощутив уверенность если не в завтрашнем дне, то по крайней мере в настоящем моменте, и нож, почувствовав твердость в сжимающей его руке, стал заметно послушнее.

– Про меня целую энциклопедию написать можно, – сказал он с гордостью. – «Тысяча и одна дурацкая ошибка в жизни и как их избежать». Вот, например, знаешь, за что я сел? За то, что случайно увидел одну партийную задницу. Я был механиком на сухогрузе во Владивостоке, ходил в загранку, еще в те времена полмира видел, как Сенкевич. Нынешним, которые запросто на какие-нибудь Канары на выходные гоняют, все равно до меня, как до Киева раком. Понятно тебе? – Он справился с колбасой, отрезал ломоть хлеба, присыпав солью, порубил луковицу на кружочки, налил с чувством собственного достоинства и поднял стопку. – С Богом. Тебе не предлагаю – задержанным не положено. – Боцман крякнул и поторопился вернуться к своему повествованию, не потрудившись убедиться, что его слушают: очевидно, с благодарной аудиторией у него были проблемы. – В Сингапуре в борделе, значится, мне сделали татуировку на хрене – вроде фирменный знак, принадлежность к элитному клубу. Погоди, а ты хоть раз за всю жизнь в заграничном борделе был? Ладно, потом, слушай дальше: они мне целую книгу показали с образцами татуировок, с пояснениями, что какая означает. Когда плыли домой, в душе случайно гляжу: у первого помощника, он был у нас парторгом, на заднице татуировка, которая по рангу положена гомикам. Понял, конечно, гад, что я смекнул, что к чему, но виду не подал. Только причалили во Владике – ко мне таможенники, давай вещи трусить, нашли под подкладкой порнуху и тысячу баксов. Ясно, не мои. Я свои зелененькие до последнего цента истратил на магнитофоны и те после случая в душе уступил корешу авансом за полцены, лишь бы чистым вернуться: первый-то наш сука был редкая, мог вообще за борт спихнуть, представься случай! Если бы сам все до ниточки перетряхнул, может, и вывернулся в тот раз, а потом и сам мог парторга подловить, у всех рыльце было б в пушку, а так накрутили мне пять лет.