– Штраф заплатишь наличными, – сказал помощник, – по решению муниципалитета все штрафы идут на восстановление архитектурных памятников. Чеков мы не принимаем, там в коридоре стоит копилка, положи туда четыре десятки и отправляйся восвояси.

– У меня есть вопрос, – вмешался Джузеппино, – почему он целый час проторчал в нашем архиве? Дежурный говорит, что еле вытащил его оттуда. Разве это не странно? Может, лучше дождаться шефа?

– Что вы делали в архиве? – Помощник нахмурился, и стало заметно, что от носа ко рту у него тянутся две глубокие складки, будто трещины в глиняной маске.

– Чистой воды любопытство. – Маркус сунул руки в карманы и постарался принять беззаботный вид. – Дело в том, что я писатель, пишу детективы, всегда в поисках сюжета, знаете ли. Не мог упустить случай, когда забрел случайно в вашу кладовку, вот и полистал немного старые дела.

– Писатель? – Помощник повертел права, поданные ему сержантом. – Кто угодно может назваться писателем. Это не дает вам права разгуливать по служебным комнатам и копаться в архиве. И ездить с просроченными правами.

– Вы совершенно правы. Сказать по чести, мне нужен материал для романа, и если бы мне разрешили почитать одно старое дело, это могло бы помочь.

– Уголовное дело? – Аттилио недовольно наморщил лоб. – Вы что, журналист?

– Говорю же вам, я писатель. Мою книгу перевели на итальянский. Если хотите, могу оставить вам одну в подарок. Правда, на обложке другое имя, но это мой псевдоним.

Ненавижу эту плоскую улыбку, подумал он, роясь в своей сумке, она всегда появляется, когда кто-то наступает мне на ногу или грубо толкает в автобусе. Помощник нехотя взял книгу, повертел ее в руках и положил в ящик комиссарского стола. Потом он сел за стол, запустил руки в волосы и молча уставился в бумаги, не обращая внимания на оставшихся в коридоре.

– Штраф, – сказал сержант, легонько подталкивая задержанного в спину.

Маркус достал из портмоне две двадцатки и направился к копилке, стоящей на деревянном возвышении возле конторки дежурного. Копилка напоминала почтовый ящик, но щель была такой широкой, что туда прошла бы целая пачка банкнот, а на жестяном фасаде кто-то наклеил старую фотографию, изображавшую группу людей, теснящихся в полумраке. Наклонившись, Маркус различил священника с ребенком возле купели, свет на них падал сверху, из круглого витражного окна.

– Часовня? – Он не заметил, что произнес это вслух, и дежурный милостиво кивнул:

– Она самая. Святого Андрея, нашего покровителя. Деньги пойдут на ее реставрацию.

– Разве в здешних часовнях совершают обряды? – Маркус опустил деньги в прорезь.

– Всякое бывает. – Дежурный потерял к нему интерес, повернулся к радиоприемнику, стоявшему на конторке, и принялся крутить колесико.

Вот ведь деревня, думал Маркус, наблюдая за Аттилио, углубившимся в свои бумаги. Когда я в последний раз видел радиоприемник? Тут, наверное, один компьютер на все отделение, да и тот пентиум две тысячи первого года с винтом на шесть гигов. Нет, он нарочно тянет, этот деревенский царек, я его чем-то раздражаю.

Нетерпение заставило его ходить взад и вперед по коридору, вдыхая свежую краску. Больше всего ему хотелось отвинтить пробку у фляжки с граппой, лежавшей во внутреннем кармане куртки. В этой куртке цвета охры, купленной лет восемь назад в ноттингемском магазине для охотников, помещалась масса полезных вещей, у нее был даже карман для дичи на спине, в котором Маркус хранил блокнот для записей.