Кира нажимает кнопку включения компьютера. Несколько секунд ничего не происходит, потом экран загорается. Система запрашивает пароль. Чёрт. Она пробует несколько вариантов, которые приходят в голову – комбинации цифр из того странного письма, имя Ольховского, даже слово «Лазурь». Ничего не работает.
Внезапно за спиной слышится шаг. Кира резко оборачивается, сердце подскакивает к горлу. Никого.
– Есть здесь кто-нибудь? – шепчет она, сознавая нелепость вопроса.
Тишина в ответ.
Её взгляд скользит по стене за компьютером. Что-то там не так… Что-то неправильное в пропорциях. Она подходит ближе, светит фонариком. В бетоне видны почти незаметные очертания двери. Ещё один скрытый проход?
Кира осматривает стену в поисках механизма открытия. Ничего явного – ни ручки, ни кнопки. Тогда она снова возвращается к компьютеру. Если дверь электронная, то управляется она, скорее всего, отсюда.
В этот момент над её головой включается свет. Не яркий, но достаточный, чтобы осветить комнату. Кира застывает. Она не прикасалась к выключателю. Как?..
– Протокол распознавания запущен, – раздаётся спокойный женский голос из динамиков где-то под потолком. – Сканирование…
«Чёрт», – думает Кира. – «Дом активировал систему безопасности».
Она бросается к выходу, но дверь в коридор уже закрылась.
– Идентификация завершена, – продолжает голос. – Кира Немирова, главный архитектор проекта «Лазурь». Доступ разрешён. Активирую Протокол Наследия.
Кира замирает с занесённой для удара ногой. Протокол Наследия? Что за?..
Стена напротив вдруг озаряется светом – включается скрытый проектор. На бетонной поверхности появляется изображение. Сначала нечёткое, потом всё более ясное.
Лаборатория. Не эта, другая – более просторная, лучше оборудованная. Кира чувствует, как земля уходит из-под ног. Она знает это место. Исследовательский центр, где работали её родители.
Изображение фокусируется на мужчине средних лет, склонившемся над какими-то чертежами. Виктор Немиров, её отец, выглядит уставшим, но воодушевлённым. Рядом стоит девочка-подросток – сама Кира, лет шестнадцати. Её волосы тогда были длиннее, а в глазах больше непосредственности.
– Смотри, Кирюша, – говорит отец на записи, указывая на схему. – Вот так устроено наше защищённое помещение. Обычные стены поглощают звук, но пропускают определённые частоты. А наша система – нет. Полная изоляция. Ничто не проникает внутрь, ничто не выходит наружу без нашего желания.
Молодая Кира на записи кивает, не слишком впечатлённая.
– Но зачем комнате помнить, что в ней происходило? – спрашивает она, указывая на какую-то деталь чертежа.
Отец улыбается – тепло, гордо.
– Это не просто память, родная. Это… осознание. Система, которая учится на опыте, адаптируется. Представь дом, который знает тебя, заботится о тебе. Который становится продолжением твоего сознания.
– Как в фантастических фильмах? Живой дом? – На лице девочки скептицизм.
– Нет, не живой, – смеётся отец. – Но очень, очень умный. Умнее всего, что мы создавали раньше. И самое главное – безопасный. Дом, который никогда не предаст своих хозяев.
Проекция внезапно мерцает, изображение искажается. Слышится треск, потом тишина. Свет проектора гаснет, оставляя Киру в полутьме маленькой секретной комнаты.
Она стоит, не в силах пошевелиться. Что это было? Откуда в системе дома запись с её отцом? Запись, которой почти двадцать лет? Запись, о существовании которой она даже не подозревала?
В последовавшей тишине слышно только её прерывистое дыхание. А потом раздаётся тот же женский голос:
– Протокол Наследия запущен. Частичный доступ предоставлен. Ожидаю дальнейших инструкций, Кира Викторовна.