И все же, чего-то не хватало. Борис Иванович то и дело косился на ворота, словно ждал кого-то еще. Он тихо вздыхал и прятал глаза от жены. Она молчала и делала вид, что не замечает. Младший прав – хорошая, тихая.

Гости разъехались только к полуночи. Довольные взрослые прощались с хозяевами и запихивали сонных малышей в такси.

Когда в темноте погас след фар последней машины, жена устало сняла фартук, повернулась к дому:

– Пойдешь спать?

Борис Иванович обвел взглядом опустевший двор, покачал головой:

– Посижу во дворе. Не жди меня, ложись спать.

– Ты принял лекарства? Твое сердце…

– Не волнуйся. Все хорошо.

Жена уже развернулась к дому, но задержалась:

– Все еще ждешь?

***

Большой дом, утопающий в летней зелени светился всего двумя окнами: в зале и спальне. Одно вскоре погасло. Видимо, жена легла спать.

Борис Иванович прислонился к старой яблоне, прислушался. Где-то в лесу послышалась кукушка. Может рискнуть?

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

Птица молчала, словно ее и не было. Борис Иванович отошел от дерева, завертел головой:

– Ты куда делась, разбойница?

В другой стороне леса послышалось тихое:

– Ку-ку, ку-ку, ку-ку…

И все опять стихло.

– Эй, это все?

Борис Иванович не на шутку испугался. Всего шесть лет? Почему так мало? Глупая птица. Зачем она куковала? Сроду в их лесу не водились кукушки. Отчего теперь появились?

Тревожное липкое чувство коснулось кожи. Борис Иванович вздрогнул:

– Чур, меня. Чур.

Он суеверно сплюнул через левое плечо, три раза постучал по дереву и снова прислушался. Кукушка упрямо молчала.

– Кукуй на свою голову.

Возраст дает о себе знать: раньше он никогда не обращал внимание на такие глупости.

– Чем занимаешься, дядь Борь?

У забора стоял сосед Васька Дронов, качок с глуповатым лицом и добрыми глазами. Пять лет назад он приехал в деревню с женой Зинаидой и двумя дочками. Всегда улыбался и старался всем угодить. Что только не делала его бедная жена: ругала и выдавала тумаки, но дураку все нипочем. Сумки носит, огороды бесплатно копает, заборы и дома соседские чинит. Чистое горе в семье. И на что живут, горемычные?

– Чем, чем. Все тебе знать надо.

– Да я так спросил. Из вежливости.

– Спросил?

– Да.

– Ну и, – Борис Иванович замолчал. На душе было не спокойно и одиноко, словно кто-то вырвал здоровый кусок плоти и внутри зияла огромная дырка. Рана постоянно зудела и кровоточила. – Может зайдешь? Поболтаем.

Васька удивленно огляделся по сторонам, недоверчиво уточнил:

– Это ты… вы мне?

Борис Иванович устало вздохнул:

– Нет, это я с духами разговариваю.

– А вы не боитесь? Ночь такая лунная. Того и гляди светло, как днем станет.

– Дурак ты, Васька. До сорока лет дожил, а ума так и не набрался.

Сосед не обиделся, только рукой махнул:

– Не важно это. Коль судьбу профукал, не стоит думать о пустяках.

Что-то в тоне Васьки было странное, тягучее и томящее. Вечно улыбчивый подлиза предстал в новом образе. Борис Иванович растерянно хлопал глазами.

– Заходить будешь?

Васька потоптался и осторожно вошел во двор.

Борис Иванович глянул на Луну – правда большая. Повисла прямо над его домом, словно пыталась осветить все его тайны.

– Чего стоять? В ногах правды нет. Пошли к столу.

– Странный вы сегодня, – Васька пожал плечами и пошел за хозяином дома.

Борис Иванович и Васька сели за пустой стол напротив друг друга, молча уставились на Луну. Не сговариваясь, одновременно тяжко вздохнули.

– Ты-то чего вздыхаешь? – хмыкнул Борис Иванович. – живешь хорошо, жена молодая, красивая. Злобная, конечно, баба, да что говорить – сам выбирал.

– Сам, – протянул Васька задумчиво.

– Бабы нынче не те пошли. Все с характером. Слово супротив не скажи. У меня два сына и оба подкаблучники. Прямо как ты, – Борис Иванович покачал головой.