Легкие, качающие кислород, были напрямую связаны со стихией Воздуха. Свечение меча у Сущи слегка поблекло, но это не помешало ей попытаться ударить Тень ногой.

– Ого, подсечка, – прокомментировал Тень. – Зря ты убила Войновского. Он мог бы дать тебе немного своей энергии…

– Заткнись!

Рыжеволосая нимфа понимала, что проигрывает. Она внезапно остановилась, как будто ей поплохело, и, зло блеснув зелеными глазами, прошипела:

– Еще увидимся.

После этих слов она пропала, словно ее и не было. От «трупа» доктора Войновского поднимался легкий дымок. Виктория смотрела на всё это ни жива ни мертва:

– Всё… Всё закончилось?

– Пока да. – Тень открыл клетку. – Выходи и будь осторожна: мы возвращаемся на Землю.

Виктория зажмурилась, а когда открыла глаза, мимо них пронесся троллейбус с такой бешеной скоростью, будто участвовал в ралли «Париж – Дакар».

– Ой! – не успела она, однако, опомниться, как очутилась в надежных и крепких объятиях Тени.

Он удерживал её около себя до тех пор, пока Временной поток не развернулся. Они отошли с проезжей части на безопасное расстояние, и только тогда Виктория смогла, наконец, облегченно вздохнуть.

– В кафе я уже не хочу, – дрожащим голосом сообщила она. – Давай пообедаем дома, хорошо?

Бомонд был в шоке: только что случилось нечто, что стало причиной долгих и мучительных пересудов в гримёрках и на различных пати. Осознать случившееся смогли не все; кто-то считал происшествие политическим преступлением, кто-то – происками самого Дьявола. Один Николай Мачевский – в миру Богдан Давыдайло – был скуп на реакции и вообще сторонился больших скоплений народа. У Николая случилась беда: погибла единственная дочь Настя. Насте было девятнадцать. Передозировка наркотиков – и мгновенная смерть. Ну, так сказал ему знакомый врач, к которому он обращался за консультацией. Можно ли было спасти Настю? Вот единственный вопрос, который задал Николай своему лучшему другу, по совместительству главврачу одной из крупнейших московских больниц. Ответ был неутешительный.

– Сколько она принимала, год-два?

– Около пяти лет. Как связалась с плохой компанией, так и закрутилось всё.

Он тогда уезжал на гастроли. Предполагалась большая программа «Николаю Мачевскому – 40. А кто даст?» У него вообще все песни были шутливые. Не мог он без этого. Женщины табунами вешались, а он присматривал мачеху для Насти. Вот одна из них и обратила его внимание на поведение девочки. Да уже все равно поздно было…

– Держись, – посоветовал друг. – Сейчас, правда, у вас и гастролями не отвлечешься, да? Видишь, как все закрутилось…

Да, закрутилось. Даже слишком.

– Мачо! Эй, Мачо! – к нему пробиралась знакомая из их тусовки. Мачо было его негласным прозвищем.

– Что?

– Тоже на пенсию уходишь? У нас тут корпоратив намечается, но многие отказались. Боятся…

– Чего боятся? – не понял Мачевский.

Он вспоминал, какой памятник поставил Насте: красивый, белый. Из мрамора. Надо навестить на днях…

– А хрен их знает. – Женщина вдруг всмотрелась в его лицо. – Ник, да ты так выглядишь! Краше в гроб кладут! Извини, я, наверно, не вовремя…

– Я поеду, – решительно вдруг сказал Мачевский. – Только скинь мне координаты. Ну и все по прейскуранту, ты знаешь.

– Хорошо, договорились.

Корпоратив планировался через два дня. Утром Николай умылся, почистил зубы новой электрощеткой. Решил глянуть координаты места – до этого почему-то даже не открыл присланного ему сообщения. Прикинул, сколько придется добираться. Выступал он без лишнего ажиотажа, минимум людей. Тем более ему сообщили, что заказчик не торгуется, требований не выдвигает: ты только приезжай, дорогой.