– Это фреска, – сказала Элиза. – Называется «Исход из Илиона», хотя тут много больше, в духе итальянских фресок Возрождения, знаете ли, тогда на общем пространстве изображали эпизоды из разного времени и мест, объединенные общей историей. Вон там, наверху, – она показала на охваченный пожаром город, – сама Троя, а все остальные сцены так или иначе связаны с троянской войной. Вот Агамемнон уводит Кассандру, здесь, левее, Неоптолем, закалывающий Поликсену на могиле Ахилла, там, под городскими стенами встреча Менелая и Елены… Тут Одиссей со своими спутниками садится на корабль… а дальше то, что было позже, Одиссей у Кирки, смерть Агамемнона, ожидание Пенелопы…

Она поглядела на Пауля, тот смущенно признался:

– Для меня это как китайская грамота… А вы хорошо все знаете…

Элиза улыбнулась.

– Я ведь филолог. И потом я помогала Кармеле, когда она делала картоны. В смысле сюжета, конечно.

– Картоны?

– Перед тем, как писать саму фреску, изображают все, что на ней будет, на картоне, и только потом…

– Так это она сама рисовала?! – перебил ее пораженный Пауль.

– Ну а кто же?

– Значит, она художница? А я думал, она училась с вами…

– Нет, она кончала художественную школу.

– Но работает в библиотеке?

– Надо же на что-то жить!

– Есть же какая-то система поддержек, стипендии, гранты, не знаю, как это называется.

– Дорогой мой! Кто в наше время поддержит художника, который делает фрески! Нынче на коне, знаете, кто? К примеру бывший муж Кармелы, а, как вы думаете, почему она от него ушла? Или он от нее, или они друг от друга, неважно, он обвинял ее в непонимании его художественных идей. Сказать, чем он прославился? Он сделал инсталляцию из стеклянных банок, наполненных фекалиями. Проще говоря, дерьмом!.. Извините за выражение, но…

– Может он назвал свою композицию «Современное искусство»? – попробовал пошутить Пауль.

– Не думаю, – ответила Элиза серьезно.

– Так, значит, Кармела живет на зарплату библиотекаря?

– Не совсем. Она пишет акварели на продажу. Цветы. Хотите взглянуть?

Она перебрала листы бумаги на столе и повернулась к Паулю, держа в каждой руке по картине. Цветы были яркие и причудливые, но неведомые, Пауль таких никогда не видел ни в натуре, ни на фото, в чем и признался.

– Она их придумывает, – сказал Элиза. – Настоящие ей писать скучно, а подрабатывать надо. Мне в этом смысле полегче, мой бывший на дочку дает, а поскольку он при деньгах и натура широкая, то не жмется, так что и мне перепадает. А Кармела сама крутится, от гения своего она и гроша бы не взяла, даже если б он дал, хоть и говорят, что деньги не пахнут, но эти уж точно воняли бы известно чем.

– Наверно, ей нелегко живется, – вздохнул Пауль, сколько получают библиотекари, он читал в газетах как раз на днях.

– Да, особенно сейчас, с этим чертовым евро… Собственно, когда я говорю, что мне полегче, это вовсе не значит, что я не бегаю по магазинам в поисках съедобного сыра по более-менее сходной цене. Или молочных продуктов, у меня ведь ребенок, десять лет, ей без творога или сметаны никак… Ну да вы сам знаете, что творится с ценами… Хотя… Жена, наверно, по магазинам ходит.

– Я не женат, – ответил Пауль лаконично.

– И не были?

– Нет.

Он собирался этим «нет» ограничиться, но что-то его словно подтолкнуло, а вдруг она подумает… как всякому нормальному мужчине ему не хотелось, чтобы у милой женщины, да еще подруги… гм!.. сложилось превратное впечатление о его пребывании в рядах холостяков, и после короткой паузы он продолжил:

– Намеревался когда-то, подругу имел постоянную, но ничего у нас не вышло, разбежались. Один живу уже года три… или четыре?.. Правда, хозяйством особенно не занимаюсь, съезжу в субботу или воскресенье в Стокманн или еще какой-нибудь супермаркет, и все.