Сначала проворачивая слева направо, затем сверху вниз, Стас пытался протолкнуть доску в отверстие. Но она была слишком велика и не входила в отверстие больше, чем одним углом.

– Пилять! – вспылил Стас и бросил доску на пол.

Яркий белесый свет от молнии осветил небо и каждый уголок карцера, и в этот самый момент на ум Стасу пришла пусть и не самая лучшая, но зато вполне здравая мысль. – Надеюсь, об этом никто не узнает… – прошептал Стас и оторвал от пола еще пару досок. Затем он разделся догола, посмотрел в яму и поморщился. – Надеюсь, дождь не закончится раньше, чем я вылезу, – пробубнил Стас. Он сел на пол и начал медленно спускать ноги вниз. – Хъ, тьф, ух, – поморщился Стас, коснувшись стопами жижи, зажмурился и спрыгнул вниз.

Вода качнулась, брызги взметнулись вверх, а молния в очередной раз надорвала небосклон и озарила Стаса, стоящего в дерьме по грудь. Его веки подрагивали, а зубы были стиснуты так, что скулы вибрировали и скрипели. Впрочем, самое неприятное было уже позади. Стас ещё плотнее сжал зубы и начал обследовать переливное отверстие

На первом этапе он с опаской ощупал край отверстия, затем засунул внутрь палец, затем ладонь, а там уже и руки – сначала левую, потом правую, сначала по локоть, а потом и по самое плечо. Судя по выражению его лица, обследование не дало никаких важных результатов. Стас вылез из ямы, вымылся и оделся.

Сутки подошли к концу, уступив место новым «двадцати четырем». И с первыми же лучами солнца стало понятно, что эти двадцать четыре часа обещали стать непохожими на предыдущие «24».

Стас сидел посреди карцера в позе лотоса и раскладывал перед собой щепки, оторванные от доски, словно Штирлиц спички,

– Ну что же… вариантов у меня других все равно нет, – промолвил Стас и выложил из щепок ежика. – И если уж выбирать, как сдохнуть, то лучше уж пусть мне в спину во время побега выстрелят, – добавил он и смахнул с ежа иголки. – Да! Точно! Лучше уж рискнуть и либо "пан, либо пропал", чем сгнить тут! Ладно бы еще в «Черном лебеде» или в «Крестах», но не тут же… – Стас глянул вверх на решетку и прищурился, – да, понадобиться ножовка. А еще надо изучить, что там снаружи, так что, надо бы и зеркало надыбать, – проговорил Стас, сложил из щепок угловатую девчонку, качнул головой и продолжил размышлять про себя.

Он был увлечен и, увлечен настолько, что даже не заметил, как умял обеденный рис… И вдруг, он схватился за сердце и упал на пол замертво.

Упал лицом вниз, на бок, поджав ноги. С полузакрытыми глазами и приоткрытым ртом, с кулаками лишенными сил и пальцами, застрявшими между досок. Он лежал так час, два, пять… С наступлением утра он продолжал лежать несмотря ни на палящее солнце, ни на ползающих по его лицу мух, ни на испражнения. Он лежал так, словно был мертв… а может он и был мёртв… Ведь даже когда охранки открыли карцер и сообщили ему о том, что его пять суток закончилось, он так и продолжал лежать неподвижно.

5. Японская грамота

  Наступило очередное воскресенье, а значит  вход в  «Молл»  для всех сегодня был бесплатным.  Заключенные выстроились в очереди за своими любимыми яствами и услугами, был среди них и Кимура. В то время, как одни стояли за дорогой Якинику, а другие  хотели потратить полугодичные накопления в борделе, он ограничился лишь японским дошираком и бутылкой пива, сел в свое излюбленное место под сакурой и начал трапезничать.

  Закрыв глаза от удовольствия, Кимура ел и не видел ничего, что происходило вокруг. В тот самый момент, когда он втянул в себя очередную порцию пряной стеклянной лапши, двери центрального входа отворились и охранники ввели в «Молл» Стаса. Исхудавший и бледный – он выглядел так, словно в его жилах транквилизаторов было больше, чем крови.  Он смотрел перед собой опустошенным взглядом и не реагировал  на слова охранников. Но стоило им его оставить одного, как он словно "ожил" – расправил спину и направился к Кимуре.