Посол Англии в Мадриде сэр Бенджамин Кин был любимым другом Фаринелли, который говорил о его смерти, как о безвозвратной потере для него и всех его друзей. Когда Берни выразил свое желание написать о певце книгу, Фаринелли ответил: «Если у вас есть желание сделать доброе дело, то напишите лучше о Доменико Скарлатти и не теряйте время на меня, не достойного внимания». Фаринелли рассказывал о своих приключениях в Лондоне, о стычке между Куццони и Фаустиной, рассказал историю о дворе покойного Георга II, когда он в сопровождении клавесина, под аккомпанемент принцессы Оранской, пел два произведения Генделя, написанных в непривычном для певца стиле. Фаринелли рассказывал и о конфликте двух театров в Лондоне, и об объятиях на сцене с Сенезино.
По свидетельству одного из современников, маркиз Кармартен навестил Фаринелли в Болонье и когда он сказал, что является сыном его покровителя и друга герцога Лидса, Фаринелли бросился ему на шею и обнял со слезами радости.
Берни сообщает, что «синьор Фаринелли уже не поет, но развлекается игрой на клавикродах и виоле д*амур; у него множество клавикордов, изготовленных в разных странах, которые он называет именами великих итальянских художников, в зависимости от того, насколько их ценит. Его любимец ― фортепьяно, сделанное во Флоренции в 1730 г.; на нем начертано „Рафаэль д*Урбино“; за ним следуют „Корреджо“, „Тициан“, „Гвидо“ и другие. Синьор Фаринелли часто играет на своем „Рафаэле“ с большим изяществом и искусством и даже написал несколько утонченных пьес для этого инструмента. Второе место занимают клавикорды, подаренные ему испанской королевой, она училась у Скарлатти в Португалии и в Испании…»
Богатого и знаменитого певца чествовали местная знать и посещали выдающиеся личности, среди которых были отец и сын Моцарты.
Казанова рассказывал: «Супруга курфюста приехала в Болонью с единственной целью увидеть великого сопраниста Фаринелли. Он дал в ее честь изысканный завтрак, после которого сыграл пьесу собственного сочинения. Я присутствовал при этом и не без удивления увидел, как восторженная гостья бросилась обнимать певца; в экстазе она сказала ему, что отныне может успокоиться, потому что услышала его».
Известна еще одна история, рассказанная Казановой, о том, как старик Фаринелли влюбился в молоденькую жену своего племянника. Но Хэриот однозначен в своей оценке ― все это, мягко говоря, выдумки!
«Причины грусти Фаринелли, которые он скрывал так тщательно, что в конце концов умер от них, заключались в другом. Он женил своего племянника, наследника всего своего состояния, на очень красивой девушке из хорошей семьи; и в эту юную супругу своего племянника старый и больной Фаринелли влюбился сам, да еще и начал ревновать ее к мужу. Прелестная племянница при всем желании не могла ответить на эту старческую страсть; да и могло ли седовласое, сморщенное создание, каким был этот сопранист, надеяться занять место молодого и пылкого супруга, готового служить ей столько и как только она пожелает? Положение становилось смешным. И что еще смешнее, Фаринелли, обозлившись на презрение, с которым она относилась к нему, услал племянника в путешествие и запер молодую жену в ее комнатах; боясь упустить ее, он никогда не выходил из дома».
Итак, отчего Хэриоту показалась эта история выдумкой: давая завтрак в честь супруги курфюста, Фаринелли вряд ли пригласил бы на него Казанову. К. Риччи нашел записку хроникера Галеати от 19 февраля 1771 г., в которой говорилось: «Принц Ксавьер Август Саксонский… с супругой из фермийского дома Спуницци приехал из Флоренции инкогнито и остановился в гостинице Сан Марко». В этой же гостинице жил Казанова. В честь принца был дан торжественный прием, на котором были собраны певцы и музыканты. Вполне вероятно, что Фаринелли был на этом приеме, а дама, бросившаяся к певцу, была морганатической женой принца.