Все это еще более усилило общее желание узнать подробнее о путешественниках и об их товарах. Но, точно в наказание любопытным, ни один тюк не был развязан, и купцы, покинув Люцерн на другой же день утром, продолжали опять свое трудное путешествие, предпочитая дальний путь и дурную дорогу через мирные швейцарские кантоны опасности подвергнуться притеснениям и грабительству буйных германских рыцарей, которые, подражая владетельным государям, воевали каждый по своему произволу и собирали насильственную дань и пошлину со всех проезжающих через их владения, несмотря на то, что вся их территория часто простиралась всего лишь на одну милю, а иногда и того менее. Выехав из Люцерна, наши странники несколько часов благополучно продолжали свой путь. Дорога, крутая и трудная, была, однако, в высшей степени привлекательна теми очаровательными видами, которыми так богаты Швейцарские Альпы, и ни одна страна в Европе не может в этом отношении соперничать со Швейцарией.

Ущелья между скалами, зеленеющие лощины, обширные озера и быстрые потоки встречаются, правда, и в других горах, но здесь все эти явления разнообразятся живописными ужасами ледников, что и составляет исключительную принадлежность швейцарских гор.

Тогда был не тот век, чтобы красота и величие местоположения производили сильное впечатление на ум путешественника или туземного жителя. Для последнего самые живописные виды казались обыкновенными, потому что были неразлучны с его ежедневными привычками и работами, а путешественник, может быть, видел более ужасов, чем красот в дикой стране, им проходимой, и более заботился о том, чтобы безопасно добраться до ночлега, чем восхищался величием картин, представляющихся его взорам по дороге к месту отдыха. Однако купцы наши, продолжая свое путешествие, не могли не быть сильно поражены видами, их окружающими. Дорога шла по берегу озера, иногда низом по самому его краю, а иногда, поднявшись на большую вышину, по скату горы вилась над пропастями, которые так же отвесно спускались к воде, как стены замка, стоящего надо рвом, их защищающим. По временам попадались им места более приятные, косогоры, одетые пленительной зеленью, низменные, уединенные долины с пажитями и возделанными полями, быстрые ручейки, которые, извиваясь посреди небольших деревушек и готических церквей с колокольнями, орошали холмы, поросшие виноградом, и, приятно журча, наконец впадали в озеро.

– Этот ручей, Артур, – сказал старший из путешественников, которые остановились, чтобы полюбоваться одним из только что описанных мной видов, – походит на жизнь добродетельного и счастливого человека.

– А этот поток, который так стремительно низвергается с горы, означая путь свой белой пеной, – спросил Артур, – с чем он имеет сходство?

– С жизнью храброго и злополучного человека.

– Я выбираю поток и его стремительное течение; ему не может противиться никакая человеческая сила, и что мне за дело до того, что оно будет мимолетно… зато слава ждет его!

– Молодость всегда так рассуждает, – возразил отец. – Я знаю, что подобные мысли крепко засели в твоем уме, и только жестокие несчастья могут изгнать их оттуда.

– Корни этих мыслей еще крепко держатся в моем сердце, а между тем несчастья, как мне кажется, уже коснулись его!..

– Ты говоришь о том, сын мой, чего не понимаешь. Знай, что пока не минет половина жизни, люди едва умеют отличать истинное счастье от несчастья, или лучше сказать, добиваются, как даров судьбы, того, что скорее следовало бы считать знаком ее неблаговоления. Взгляни на эту гору, мрачная вершина ее увенчана облаками. Они то поднимаются вверх, то опускаются, смотря по тому, как солнце действует на них своими лучами, не будучи, однако, в состоянии разогнать их; ребенок может подумать, что это венец славы, но взрослый человек знает, что это признак бури.