– Голубчик, это, конечно, похвально, что вы так преданны овладевшей вашим разумом теории, как благородный рыцарь – даме своего сердца, но мне придётся вас огорчить. Давно доказано, что самоеды, проживающие на континенте и время от времени, конечно же, бывающие на Новой Земле, видят душу человека именно в виде вот такого крылатого существа, а за неимением на Новой Земле кости и дерева вырезали такие фигурки из камня, которого там предостаточно, причем у них, судя по всему, имеются технологии обработки камня, которые пока нам недоступны, а отсутствие следов ручной обработки объясняется воздействием сурового климата и времени, так что успокойтесь, гипербореев никогда не существовало. – и с этими словами буквально сунул статуэтку в руки Цивольки, демонстративно повернувшись к нему спиной. Сам Циволька уже тихо закипал от ярости, готовый вот-вот наброситься на профессора с кулаками, но вовремя сдержался и сказал те слова, которым суждено было кардинально изменить лицо российской науки:

– Слушайте, профессор, а почему бы вам не подтвердить истинность ваших доводов на Новой Земле? Да, да – продолжил Циволька, когда ошарашенный таким предложением Бер обернулся на его слова – Именно там. В ближайшее время я отправляюсь в экспедицию на Новую Землю с целью картографирования Южного острова и исследования недавно открытого пролива Маточкин Шар. Основные участники этой экспедиции на Новую Землю, как и предыдущих – матросы и офицеры Русского императорского флота, которые хорошо разбираются в морском деле и картографии, но в естественных науках, сами понимаете, не бельмеса ни понимают. Понимаю – спокойно продолжил Циволька, поймав на себе недоумённый взгляд Карла Бера – Такие важные решения в одночасье не принимаются, да я вас и не тороплю. Вот мой адрес в Санкт-Петербурге – протянул он профессору свою визитку – по которому вы можете меня найти. В Петербурге я пробуду ещё неделю, утрясая мелкие вопросы, связанные с экспедицией, надумаете ехать – отправляйте посыльного. Честь имею! – и, вежливо поклонившись, Циволька быстро вышел из аудитории.

Как он прибыл к себе домой, Карл Бер долго вспомнить не мог. Сказать, что предложение Станислава Цивольки застало его врасплох – значит, не сказать ничего, он был буквально ошеломлён этим предложением, ведь ему только что предложили выполнение его детской мечты о путешествии по России. С самого раннего возраста, когда Карл Бер ещё рос на дядиной мызе Лассила, приносившей, как порой говорили русские, 100 рублей убытка в год, он только и думал, что о естественных науках. Несмотря на то, что его дядя был довольно-таки плохим хозяином, жил чуть ли не в долг, а все без исключения соседи считали его чудаком, он души не чаял в своём резвом племяннике, всячески поощряя его интерес к родной природе. Когда Карлу Беру было 8 лет, он вернулся в лоно родной семьи на мызу Пип под Вейсштейном или, как его называют эстонцы, Пайде – «известняк», в честь горной породы, из которой был построен местный замок и там он уже начал учиться всерьёз, в том числе и естественным наукам. Учился он быстро, в 10 лет он уже принялся за изучение тригонометрии, а в 12 лет составил точную карту имения Пип и именно тогда у него возникла идея путешествия в неведомые земли, особо его манил Крайний Север, но семейные обстоятельства заставили его всерьёз заняться медициной – наукой, не располагающей к странствиям по свету, затем были Дерптский университет, служба военным врачом в Отечественную войну 1812—1814 годов, учёба, а затем преподавание в немецких университетах. За это время мечта о путешествиях стала восприниматься, как детская блажь, а письмо его брата Андрея, казалось, окончательно похоронило её: