– Я большая! – крикнула она, – мне скоро четыре года!

Лесное эхо поддразнило, повторяя: «…года! Да! Да-а!»

Смеясь, девочка встала на самую верхнюю ветку лиственницы и вызвала мимолетный хвойный дождик. Оттолкнулась – эгей! – и плавно вплыла в белое облако, теплое, как парное молоко. Где-то далеко-далеко раздавались еле слышные голоса: «Ау, Карина! Ау!»

Солнечный луч снова пробежался по ресницам. Карина потерла кулачком глаза и рывком села на кровати. А где крылья?.. Куда делись гладкие радужные полукружья? Пощупала лопатки – нету!

– Ау! – позвала летающего друга.

Никто не откликнулся. Открыв ладонь и зажмурив глаза, Карина посидела в надежде, что сон вернется. Чуть приотворила ресницы – в руке пусто…

На чистых крашеных половицах лежала солнечная клетка оконной рамы. Девочка сползла с кровати и свернулась калачиком на теплом квадрате. Если снова ненадолго уснуть и схватить человечка… зажать в кулаке и не выпускать… можно ли вытянуть его из сна? Тогда бабушка поверила бы, что Карина ничего не придумывает!

– Оксе! Это кто тут у нас на полу, как щеночек, развалился? – Бабушка хмурит брови, а губы разъезжаются в улыбку. – Встала и сразу устала? Поднимайся, соня-засоня, завтрак на столе!

Девочка покрутила носом: как вкусно пахнет бабушкиной стряпней! Натянув колготки, футболку, поскакала на одной ножке к столу.

– А мыться? – бабушка придвинула табурет к умывальнику.

Вода была холодной. Карина для вида побренчала носиком умывальника и только побрызгала водичкой в лицо.

О-о, оладушки! Лежат на черной чугунной сковороде – золотистые, круглые. Солнечные такие оладушки! А в кружке теплое парное молоко… На что похоже? На облако из сна – вот на что!

Бабушка понюхала завитки на затылке, зевнула.

– Кушай, птичка моя, а я полежу пока, ладно? Посплю маленько. Что-то плохо ночью спалось.

– Ты, наверно, много снов видела?

– Да нет… Под утро уснула, а через два часа вставать, корову доить. Недоспала.

– Можно во дворе с Найдой поиграть?

– Поиграй. Только за калитку не выходите.

– А мама с дедушкой когда придут?

– Накосят сена и придут к вечеру.

– А папа?..

– Обещал, – бабушка вздохнула.

Карина запрыгала: папа! Папа!

Бабушка недолюбливает его. Наверное, потому, что папа с ними не живет. Она разговаривает с ним сурово, поджимает губы и совсем не улыбается. Но Карина все равно любит папу, очень-очень! На рамке его велосипеда устроена специальная сидушка, чтобы ее возить. Папа садит дочку на сидушку и увозит к другой бабушке в другое село, где все не такое, как здесь – вещи, животные, люди…

Иногда Карина с папой купаются в озере на песчаной стороне. Озерная вода теплая, зеленовато-желтая. Если присмотреться, можно увидеть, как сквозь песок на дне пробивается и танцует тонкая трава, вся в пузырьках, словно в прозрачных бусинках. А еще там плавает большой черный жук-плавунец. Поймать бы его и посадить в банку с водой! Потом, наглядевшись, отпустить обратно…

Карина примерила бабушкины очки – два соединенных железными колесиками стеклянных кружка. Прямо как велосипед! Посмотришь в них – все расплывается. Удивительно: зачем только бабушка их надевает? Может, ей нравится видеть мир как сквозь толщу воды? Карина видела подводный мир… Однажды папа поплыл к середине озера, а ей захотелось достать белую кувшинку, сомкнувшую в кулачок лепестки. Что там внутри: самый большой пузырек-бусина? Или в кувшинке прячутся детишки черного жука, мелькающего у ног? Карина потянулась к цветку, оступилась, шагнула – и с макушкой ушла куда-то. Тогда и увидела мир под водой – зеленовато-желтый и мутноватый, как в бабушкиных очках. Карине понравилось это странное нездешнее пространство и, пусть в нем совсем не было воздуха, она готова была пробыть там дольше. Но вдруг ее резко выдернули из воды. Вода полилась из носа, изо рта – много, как из чайника, и в переносье больно защемило.