– Милостью Божией аз есмь князь ваш, начинаю сыск о татьбе. Святой отец, – обернулся к монаху, – благослови.

– Во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! – громко возгласил монах, – благословляются Именем Господа все, зде предстоящие, на дело богоугодное, – перекрестил князя, боярина, дружину и всех во дворе.

– Наперво, – начал князь, – надлежит храбра, что умом своим и отвагой спас нас всех, достойно наградить. Радивой, ты где?

Некое шевеление прошло по толпе у крыльца, кто-то куда-то метнулся, и вскоре хмурый седой витязь встал перед князем. Князь встал, спустился по ступеням, следом – боярин.

– Ну, Радивой, – начал князь, но углядев кровь на доспехах и в волосах, тревожно спросил: – да ты не ранен ли?

– Спаси Христос за заботу, княже, куда этим пням лесным ранить-то меня! Только вот беда: – у одного лешака шлем добрый оказался, я его мечом плашмя огрел, а меч сломался. Семнадцать годов мне верно служил, суздальской работы меч, – и Радивой вынул из ножен половину меча.

– Вот, а мы думали – чем пожаловать тебя! Боярин Хотен, вечор* узрел я в оружейной клети твоей меч добрый. Не продашь ли его мне, дабы достойно наградить воина?

– Княже, – ответил Хотен с приличным гневом, – пошто обиду хошь мне, боярину честному, чинить? Я сам воин. Не возьму за сей меч ни злата, ни серебра, ведь Радивой и меня, и семью мою, и имение мое спас ныне. Возьму лишь его сломанный меч, дабы и дети, и внуки мои помнили, кто их род спас.

– Быть по сему! – подытожил князь, – дари, Радивой, свой сломанный меч боярину.

Тут же предстал перед боярином торк Никола, подал ему на вытянутых руках с поклоном длинный меч в ножнах. Боярин так же передал меч князю, который повернулся к Радивою, протягивая меч. Радивой, склонив голову, принял дар и вдруг молниеносным движением выхватил меч и вскинул над головой:

– Князю – слава! – гаркнул во всю силу.

– Слава! Слава! Слава! – загремело во дворе, взметнулись вверх руки с оружием. Радивой убрал меч, еще раз коротко поклонился князю и встал на верхнюю ступеньку напротив десятника Ярополка.

– Ныне же вершим суд, объявил князь, снова сев на скамью, – други, вон того татя ведите сюды. Он указал на немолодого чудина, стоящего впереди всех. Боярские люди тут же подвели его к крыльцу, подталки ваяя древками рогатин.

– Разумеешь по нашему? – вопросил князь.

– Так, – ответил чудин.

– Какого ты рода, здесь ли ваш вождь и кто он?

– Мы рода бобра, вождь здесь, вон лежит, – это об его шлем твой воин меч сломал, ну и убил вождя обломком, однако.

– Тогда кто будет голосом вашего рода?

– Я и буду, я братан* вождя, у наших отцов была одна мать.

– Добро, а звать как?

– Налим.

– Отвечай, Налим из рода бобра: – знали ли вы, на кого оружие подняли?

– Так, однако.

– В чем ваша обида на честного боярина Хотена Блудовича? Или вы, прознав, что я тут буду, дерзнули на своего князя ополчится?

– Я, Налим из рода бобра говорю от всего рода: – нет у нас на тебя обиды, светлый князь, не знали, што ты тут. И на боярина обиды не было, покуда он нашего великого шамана, защитника от злых духов в поруб не посадил. Так ли, люди рода бобра?

– Так – так, однако, – закивали пленники.

– Ответь, Налим, как сей шаман вас от злых духов боронит, давно ли?

– Пришел он два новолуния назад, по весне, со стороны заката от людей суоми. Наш шаман, однако, совсем старый был, хотели они бороться, но старый ночью к предкам ушел.

– То есть, кроме победы над старым шаманом, этот, – кивок в сторону поставленного на ноги пленника, – ничего сделать не успел?

– Так. Пошел он, однако, к боярину, сказал, что сделает так, чтобы дань больше не давать, а все продавать и менять будем. Ушел и не вернулся, однако.