корме под присмотром, вроде бы и не мается, веселый, кметей веселит.

– О как! Давай кличь его сюда, да догляди, чтобы лишних ушей рядом не было, я с ним говорить буду.

– Добро, но ты, княже, пасись. У него сума невеликая, не отдал и заглянуть не дал. Не вашего, говорит, ума дело.

– Кличь уж.

А в это время на корме ладьи Даниил продолжал очередную байку:

– Ну вот, значит, а хмельной новгородец и закручинился. Я, говорит, на чудь ходил, но никто меня воином не зовет. Домину себе поставил – не хуже иного терема. А никто меня плотником не зовет. А стоило по пьяному делу один раз на свинью упасть да за окорока ее ухватить, как все меня….

Кем назвали пьянчужку, дружинники сразу догадались, хохот грохнул такой, что чайки с криком шарахнулись от ладьи в стороны. Даже подходивший Радивой ухмыльнулся.

– Складно брешешь. Потешил – и хватит, князь кличет.

– Сей миг, – подхватился Даниил и, придерживая на боку сумку, двинулся за Радивоем.

– Ну сказывай, Даниил – княжий ослушник, пошто* Князь Юрий разгневался на тебя, за какие вины аж сюда отправил? – князь остро взглянул на подошедшего.

– Про вины мои, княже, ты у Юрия и спроси. А дозволь и мне спросить, ведомо ли тебе слово Которосль?

– Ведомо. А ведомо ли тебе, человече, какое слово я должен ответить?

– Ведомо, реки, княже.

– Клязьма.

– Здрав буди, князь белозерский Вячеслав. Ведаю, что просьбицу мою ты в ум взял и выполняешь со всем тщанием. Мой человек Даниил прозвищем Заточник тебе грамоты нужные передаст и словами все обскажет. Его слово – мое слово, как бы я сам говорю. Тако велено князем Юрием обсказать тебе. А вот и грамота от Святополка Мстиславича новгородского, в коей князь указывает новгородцам препон твоей дружине на Онеге не чинить и дать путь чист до самого Дышащего моря и обратно. А буде возжелаешь где градец малый срубить – то дозволяется, но не более одного. Вот грамота от господина моего князя Юрия, в коей указано тебе, княже, подыскать место для града невеликого, град срубить и малую дружину там посадить. Ежели же доможирич новгородский станет препоны чинить тебе в делах сих, то князь дозволяет деять сильно. А то ведь сам, княже, ведаешь: – холоп без хозяйского пригляда себя мнит равным господину.

– Неужто? Доможирич новгородский – холопского звания?

– Истинно. Холоп* архиепископский. Владыко новгородский, дабы смуту среди бояр не множить, принудил всех согласиться, что доможирич из его рук ставится.

– И бояре стерпели? Что-то не верится.

– А им все равно, ибо с того погоста на кормление князя с дружиной дани идут, боярской доли там нет.

– Хм…жирный кус для князя. Жемчуг в реках попадается, про зверя да рыбу и гутарить нечего, так ведь на Дышащем море…

– А вот морской промысел в кормление не попадает, то исконно новгородская доля.

– Ну тогда не столь и лаком кус сей. А что князь Юрий тебе повелел, когда грамоты мне передашь?

– Повелел с тобой идти в поход, все, чему буду видоком*, описать и ему потом привезти. Но не надзирать за тобой, княже, не сомневайся. Задумал Юрий дело небывалое: Онегу-реку и Обонежье по тихому прибрать к рукам. Дело это небыстрое, но нужное. Сам ведаешь – половцы спокойной жизни в порубежье* не дают, смерды бегут на полночь. Князья киевский, черниговский, переяславский, да и рязанский от того в гневе великом, ибо в некоторых городках и живут только псари да половцы*. Требуют смердов тех имать и на прежние места возвертать. Вот князь Юрий и удумал убеглых куда подале отселять, чтобы и слуху о них не было.

– Дельно Юрий замыслил. Ежели смердами-русичами здешних чудинов, весян да емчан разбавить, глядишь, и эти начнут нашим побытом жить. И крестить, крестить всех надо, без понуждения, но настойчиво.