– А я что сделал? – поинтересовался Макк.

– А ты, – Доссен сделал паузу, – а ты, Макк, асс в кулак зажал и кричишь: «Не могу один в Аиде жить!» Плюнул я в Стикс и обратно вас повез, потому что таким прохвостам в Аиде делать нечего.

– Здорово ты придумал. Каждый самого себя играть будет! – сказал Макк.

– Это не он, а я придумал! – воскликнул Буккон. – Вижу, человек едет, и говорю: «Смотри, Макк, это наш Папп с того света возвращается». А Макк еще обругал меня: «Вечно ты, мол, со своими глупостями».

– Все так и было, – подтвердил Доссен. – И когда Буккон произнес «с того света», меня осенило. Я притворился спящим, чтобы думать не мешали.

– Страшно актером быть, – проговорил Андриск неуверенно. – Все на тебя смотрят.

– А ты не бойся! – успокоил Макк. – Для людей играем, не для богов. И маски наши через смех говорят правду. Сцена становится трибуной.

– И трибуналом, – добавил Буккон.

– А насчет шкур не беспокойся, – вставил Доссен, – как в селение приедем, сразу объявим: «Желаете представления – пять шкур задаток!»

Все расхохотались.

Отвернувшись, Доссен полез в мешок и вытащил оттуда закупоренную флягу.

Буккон раздал всем по фиалу.

– Так за что мы пьем? – спросил Доссен. – За возвращение Паппа?

– За бессмертие масок! – выкрикнул Макк, поднимая свой фиал.

Весь месяц был отдан работе. Свитки, разложенные на полу и тщательно классифицированные Полибием, понемногу заполняли стеллажи, сооруженные в доме по приказу Эмилия Павла.

Увлеченный трудом, Полибий не замечал, как текло время. Он совсем никуда не выходил. Завтрак и обед прямо в библиотеку приносил ему Исомах.

Однажды, когда он, сидя на полу, склеивал поврежденные свитки, без стука отворилась дверь. На пороге стоял юноша в тоге, румяный, светловолосый. Бронзовая бритва еще не касалась его щек, но в облике юного римлянина не было бойкости, свойственной этому возрасту.

– Я не вовремя? – спросил он, пятясь. – Было так тихо, что мне показалось, здесь никого нет.

Судя по акценту, юношу эллинскому языку обучал какой-нибудь афинянин.

– Отец разрешил мне пользоваться этими книгами, – продолжал римлянин. – Собственно говоря, он привез их для нас с братом, которого взяли маны.

– Ты Публий? – спросил Полибий, вспомнив рассказ Исомаха о старшем сыне Эмилия Павла.

– Публий Корнелий Сципион Эмилиан, – подтвердил юноша. – Называй меня первым именем. Чужеземцам трудно привыкнуть к нашим длинным именам. Как я тебе завидую, – добавил он после паузы. – Ты можешь прикасаться к творениям мудрецов и поэтов.

– Давай познакомимся, – Полибий протянул ему руку. – Полибий, сын Ликорты.

У Публия была широкая ладонь с короткими пальцами. В его рукопожатии ощущалась сила.

Они сели за стол друг против друга. Юноша с интересом смотрел на Полибия, не решаясь начать разговор первым.

– Хочешь посмотреть библиотеку? – спросил Полибий.

– Я бы хотел почитать… Что-нибудь по истории.

Полибий подошел к полке и вынул футляр.

– «История Пелопоннесской войны» Фукидида. Великая книга!

– Я уже читал ее, – отозвался юноша.

– Тогда возьми «Анабазис» Ксенофонта.

– С этой книги я по совету учителя начал изучать эллинский язык. Мне хотелось бы что-нибудь по истории Рима. Ведь писали же что-нибудь эллины о нас?

– Писали и немало! В этом я убедился, разбирая книги. Стихами и прозой! Но как? Я внимательно, прочитал историю Тимея из Тавромения. Она написана в Афинах, где он как изгнанник провел большую часть жизни. В Риме Тимей никогда не бывал и о твоем народе сообщает лишь басни, которые он нашел у других верхоглядов. Есть, правда, история Фабия Пиктора, римлянина, писавшего по-эллински.