Стоит подумать о ней – и приходит сожаление, что я себе больше не принадлежу и вместо того, чтобы обнимать любимую женщину, жму руки врагам, улыбаюсь им, играю по их правилам.

Медиахолдинг, где состоится закрытие шоу, находится на четвертом уровне, первой ступени, накрывает непрозрачным стеклянным куполом огромную площадь и вмещает двести тысяч зрителей. Парковка тут не в стене, а в наскоро смонтированных многоэтажных временных модулях, расположенных среди деревьев, кустов, скульптур и перетекающих друг в друга декоративных озер.

Приземляемся в зарезервированной нижней ячейке модуля, выходим наружу, но наперерез не бегут журналисты, дроны висят в сторонке, мною не интересуясь – видимо, никто не знает, когда я прилечу. Протягиваю руку:

– Ра, дай пистолет.

– Это мирная зона, – говорит Ра, но сует руку под мышку, в кобуру.

– Забудь слово «мирная», когда ты со мной.

Ра пожимает плечами и вкладывает мне в руку пистолет.

– Аккуратно, заряжен.

– За последний месяц меня пытались убить… много раз, как минимум три покушения – заказные. И это при том, что отследить мои перемещения было сложно. Теперь я медиа-персона, вокруг полно дронов, и даже киллера нанимать не надо.

– Думаешь, что успеешь среагировать, если атакует дрон?

– Уверен. Если вдруг, падай на землю, я справлюсь.

Пересекаем искусственный пруд по прозрачному мостику, гляжу под ноги и замедляю шаг, чтобы рассмотреть ярких рыб с оранжевыми хвостами-флагами. Ра останавливается, ждет, пока завороженно их разглядываю.

– Раньше не видел, что ли? – спрашивает он.

На языке вертится «нет», но настоящий-то Тальпаллис жил на границе и ходил по лесу, где наверняка были реки. Вспоминаю горные ручьи, которые видел по телеку.

– Таких – нет. Вода была непрозрачная, в ней мало что разглядишь.

Над посадочными модулями роятся сьнижающиеся флаеры. Все люди дгвижутся к куполу. Через каждые двадцать-тридцать мтетров стоят безопасники с плазмоганами, предполагаю, чёто столько же силовиков в штатском бродит в толпе. Чем ближе к куполу, тем громче гул голосов и больше дронов. Наряженные щеголи, расфуфыренные дамы с волосами, поднятыми волной сантиметров на тридцать над головой, в откровенных платьях… Только сейчас понимаю, что мне в бронике да в кардигане жарко, ведь уже почти лето, но переодеваться поздно. Хорошо, что никто меня не узнаёт.

Гомонящая толпа входит в двери, расположенные на всем протяжении купола в тридцати метрах друг от друга, мы подходим к маленькой закрытой, она втягивается в стену. Быстро переступаем порог, пока следом не ломанулись гости и зрители. По узкому служебному коридору идем до конца, затем поднимаемся на лифте, похожем на медицинскую капсулу, он раскрывается наподобие цветка, его стены складываются и втягиваются в пол, выпуская нас посреди огромного зала, где пахнет парфюмом и пудрой, туда-сюда носятся гримеры. Нахожу свою команду, одетые так же, как на Полигоне, соратники сидят в черных креслах, с ними уже работают стилисты. Надана громко чихает, возле нее застыла коротко стриженная гримерша с кисточкой.

Подлетает напуганная женщина, машет руками, тараторит, что времени мало, и она не успеет привести меня в порядок, протягивает борцовку и брюки с карманами.

Хватает меня под руку, тянет к панели управления, похожей на трибуну для выступлений, синхронизирует коммуникатор с «мозгами» штуковины, и меня окутывает коконом голограммы.

– Леонард! Переодевайтесь! У нас осталось двадцать минут.

Только снимаю кардиган, из пола выдвигается крепеж-вешалка. Определяю на него бронежилет, футболку, брюки, облачаюсь в привычную одежду и кричу: