Под самой «Авророй» Филин расслабленно прилёг на земляной пол собственноручно прорытого тупикового шкурника, привычным усилием начиная загрузку. Матушку Сыру Землю слушать – не баранки трескать. Нужен хороший физический контакт. Выносные микрофоны вот туда на бетон и туда. Рамен, блин, можешь не егозить? Лучше вот эти вот колышки повтыкай, туда, подальше. А эту фигню на улицу через люк выкини. Только шлейф не передави.

Где-то там, под сердцем, Ванино ядро с царственной неторопливостью разворачивало павлиний хвост хитрых программных микшеров, фильтров, спектроанализаторов. Потом всё это должно летать быстрой птичкой в нереальном времени – скажем, в боевой ситуации. На практике летает в точности как павлин. И вообще, для нормальной работы лучше прилечь. В боевой ситуации, конечно же. Звуковой редактор неспешно протестировал наличные ресурсы, нагло откусив половину оперативы.

Даже на холостом ходу процессоры начали печь подбрюшье. Жжёный западный мост отзывался ледяными уколами в бок. В консоль летела немецкая ругань об ошибках. Это надо претерпеть. Наконец, с Ваней суетливо поздоровался как всегда опаздывающий розенталь-процессор, и стало можно работать.

Вдалеке по перегону метро протарахтел мотовоз, чётким стуком обозначив всю подземную архитектуру. Осталось только совместить очертания с куском оцифрованной геоподосновы.

Трамвай и танк. За пять минут они достаточно точно прорисовали своим грохотом окрестные дороги и трубы дренажки. Танк, кстати, невдалеке ползает – казачий, не иначе.

А вот в подвале старого кинотеатра за стенкой, и за ещё одной стенкой, вот так, работает стокиловаттная вентиляция, наполняя рёвом обширную венткамеру… Этот шум фильтруем, чтобы не мешал.

Грохот вентилятора как отрезало, и по венткоробам сверху пришли неясные пока ещё звуки. Направленный микрофон, выкинутый Раменом наружу, принялся глазеть на окна кинотеатра, то в одно, то в другое.

Каждый чих, получив своё место в базе, бывал усилен, перемодулирован, обрезан по частотам, обжарен и подан с маслом на стол размышлений.

Через десять минут контакторы жгли кость Филиновой головы, гоняя по мозгу холодную мигрень, а стиснутые зубы ныли, но теперь на электрокарте здания и прилегающей местности были помечены красным аж сорок два человека и синим – пять единиц всяких электрических глюкотронов. И все метки Ваня с переменным успехом вёл и отслеживал. В учебке у него пятёрка по ведению была.

Большая часть казаков смотрела в малом зале «Голубую бездну» с семками и сухариками, кто-то в баре нахваливал борщ, многие дрыхли в фойе, а на третьем этаже в директорском сортире некто плодотворно заседал с глянцевым, судя по шуршанию, журналом – атаманом будет. Так и пометим. На посту в подвале стояли всего двое, точнее, лежали и совокуплялись.

– Казак с казачкой? – Ваня не успел отключить усиление, и удивлённый голос Рамена как молотком в лоб ударил.

– Казаки-и! – взвыл Филин, – как есть казаки! Ну, один – кыргыз приблудный, что ли, акцент восточный у него! К чертям гомофобию, заземляемся, пока они не кончили!

Каждый намотал себе шапочку из фольги, а специально оставленный хвостик закусил вместе с проводом, приваренным к торчащей из стены арматурине. На левой стороне специально для этого есть четыре электропроводных зуба. Натянув прямо поверх фольги поношенную гайфоксовку, Крыс скомандовал:

– Все системы стоп! Три! Два! Раз!

За поворотом глухо бумкнуло, до налётчиков долетели крошки цемента. В образовавшееся отверстие Крыс метнул противогазную сумку – джеммер в ней, по ходу, был размером с голову младенца, слонобойный. Тьма.